Я глядел в его светлые, даже веселые глаза. Есть чему радоваться. Один из сотен тысяч, а то и из миллионов он может сегодня так глубоко оценить всю теплоту солнца, всю красу земли.
— А почему нас в яму не закопали, я узнал потом. Наши самолеты-штурмовики как раз вовремя налетели со стороны леса, чуть не по верхушкам сосен. Чесанули из пушек по дому за проволокой, где был гитлеровский штаб, — закружились огненным столбом бумаги. А фашисты — все врассыпную.
— Но откуда летчик знал, что в домике — штаб?
Мажуолис поправил фуражку, взял флажок. Выходя за дверь, лукаво улыбнулся:
— Мы уже прежде радировали об этом осином гнезде… И не только о нем.
Со стороны Скуодаса приближался товарный состав. Над рощицей клубился пар. Мажуолис развернул флажок и вытянулся в ожидании поезда.
ГОРЯЧАЯ КРОВЬ
Говорят, что у моей жены очень горячая кровь. Хорошо это или плохо? Вот что однажды с нами случилось.
Вся эта кутерьма началась, кажется, в апреле. В тот день я как всегда поехал в гараж и занялся заправкой нашей «голубенькой». Так управляющий химбазы называл голубой лимузин, водителем которого я работал. Надо сказать, что начальник был вполне доволен мною. Хоть «голубенькая» — машина не первой молодости, я ухаживал за ней как за собственной.
Вдруг отворяется дверь и входит управляющий, а за ним мужчина с этаким круглым румяным лицом, будто сдобная булочка. Его темные глазки искрятся, он добродушно улыбается.
— Антанас, — без предисловия обратился ко мне управляющий. — В нашем гараже произошла революция!
— Зачем так громко? — вежливо прервал его незнакомец. — Всего лишь маленькое изменение… Так сказать, небольшая перемена декораций…
Управляющий обошел «голубенькую», похлопал ее по крылу и вздохнул.
— Э-хе-хе… Что и говорить! Не машина, а картинка… — сказал он. — Подумать только: весь пол в коврах, да в придачу две запасных покрышки… Всё отдаем, ничего себе не оставляем.
— Это тот самый мастер, о котором вы говорили? — ткнул в меня пальцем гость.
— Антанас Индра. Образцовый шофер. Машина, где он сидит за рулем, сто лет живет и здравствует.
Незнакомец вежливо поклонился, и наше знакомство состоялось: Кетис, директор экспериментального хозяйства, расположенного за городом.
Во время нашей беседы выяснилось, зачем эти начальники пришли в гараж. Оказывается, они решили поменяться машинами. Экспериментальное хозяйство берет лимузин и отдает за него новехонький, мощный, крытый брезентом «газик», который способен ехать прямо по пашням в условиях полного бездорожья.
Кетис тут же попросил, чтобы я пригнал «голубенькую» в их экспериментальное хозяйство. Вместе со мною поехал и он. Это был мирный, довольно добродушный человек в меховой телогрейке под пиджаком, с молитвенно сложенными пухлыми руками на солидном животике.
— Я слышал о вас много хорошего… — сказал Кетис, когда мы поднялись в гору и свернули на шоссе, поросшее по обочинам старыми ивами. — Женаты? Большая семья?
— Женат. Фелиция работает на ткацкой фабрике в красильном цехе. Две дочурки. Одной два годика, другой — три. Мы оба работаем, поэтому отдаем девочек в детский сад.
— А квартира у вас хорошая?
— Самая что ни есть дрянная. Одна комнатушка в старом доме. Крыша ржавая. Когда идет дождь, капает и на мою постель.
— Трудности роста! — словно кого-то оправдывая, произнес Кетис. — К тому же иногда и управдом недобросовестно относится к своим обязанностям…
— Фабрика обещает Фелиции квартиру. Жена прочно занимает очередь… Того гляди через годик-другой…
— А дырявую крышу разве вы не можете починить?
— Каждый день влезаю наверх и латаю. Но что может сделать человек, когда дом признан комиссией аварийным. Ведь строение-то со времени Гедимина… Недавно нам студенты рассказывали, что дом построен князем Огинским. Перед нашими окнами повстанцев вешали.
Директор Кетис немного помолчал, потом крякнул и вдруг довольно фамильярным тоном спросил:
— А что, если бы я поселил тебя в доме, который мы капитально отремонтировали? И перед окнами этого дома был бы собственный огород?
У меня даже сердце сильнее забилось. Я взглянул на директора. Но его одутловатое лицо лишь добродушно улыбалось. Он даже глазом не моргнул. Понимай, мол, всерьез, не шучу!
Вскоре я остановил машину у центральной усадьбы возле белого здания с высокими колоннами. Вокруг был мирный деревенский пейзаж. Покрытые серебристой весенней листвой, шумели столетние липы. Весело крякали утки. Из сада доносилось девичье пение.