Агне внезапно охватило какое-то странное волнение. Она еще раз пристально взглянула на молодого парня, крепко державшего в руках штурвал. Темные очки прикрывали добрые, дышащие отвагой глаза. Черты пилота почему-то показались Агне знакомыми. Она еще раз вспомнила его фамилию…
С каждой секундой сомнение таяло. Твердая уверенность внезапно овладела Агней. Она знала тайну! Прекрасную, волнующую, человеческую тайну. По сей день она ее никому не открыла и, пожалуй, никогда не откроет… Ведь это было ею когда-то обещано!
…В тот год начало зимы было каким-то необычным. Кончился декабрь, а снега нет и в помине. Вокруг расстилалось непролазное болото, и в нем отражалось низкое, хмурое небо. Леса окутывал сероватый туман. Порывы теплого ветра предвещали, казалось, наступление ранней весны. Крестьяне ходили в полушубках нараспашку.
Агне Гелажюте сидела в своей комнатушке и читала роман «В тени алтарей»[2]. На мансарде тяжело поскрипывали половицы. Это хозяйка дома толстуха Домантене прохаживалась своим слоновьим шагом по комнате. Захныкал, а потом громко расплакался ребенок.
Вдруг за дверью кто-то стал шаркать ногами, отряхивать с клумпес[3] грязь. Агне прислушалась. День клонился к вечеру. В такой час обычно никто не заглядывал в школу, расположенную вдали от проезжей дороги. Агне слушала с волнением и вместе с тем с тайной надеждой. А может, к ней? Только вряд ли…
Открылась, потом вновь затворилась дверь в прихожей. Молчание. Из сеней вела крутая лестница к Домантасам. Сам хозяин, служивший некогда в царской армии, кое-что смыслил в законах и разбирался в волостных порядках. К тому же один лишь он во всей окрестности имел детекторный радиоприемник. Крестьяне, возвращаясь из леса, частенько останавливали лошадей у дома и заходили к Домантасу. Обычно они справлялись у него, правильно ли составлено заявление в банк с просьбой о ссуде. Кстати там можно было послушать последние известия из Каунаса, которые едва слышным шепотом передавала радиокоробка.
Агне поворачивает страницу. Ее охватила жалость и страх за юного клерика[4], который первый раз в жизни полюбил и страдает в тяжелом раскаянье.
Внезапно раздается чуть слышный скрип. Кто-то стоит по ту сторону тяжелой бревенчатой двери. Агне не видит человека, но чувствует его присутствие, внимательно следя, как узкое отверстие в приоткрытой двери понемногу увеличивается. Будто не живая рука, а ветер распахивает ее все шире.
Но почему неизвестный гость как призрак бредет по опустевшему классу? Почему крадется он к дверям неслышной, кошачьей походкой?
В полураскрытую дверь Агне видит: на пороге стоит женщина, укутанная в черный платок. Она смотрит на учительницу жгучим, беспокойным взглядом.
Агне вздрагивает — такой странной кажется ей эта гостья.
Собственный голос ободряет ее:
— Войдите!
Женщина, по-видимому чем-то очень взволнованная, несколько мгновений медлит, не решается. Наконец, тяжело вздохнув, переступает порог. Ее шагов не слышно. По обычаю местных жителей она оставила клумпес в прихожей и стоит в грубых шерстяных носках.
Агне внимательно разглядывает гостью — нет, она никогда ее не видела и с ней не знакома.
— Подойдите ближе. Садитесь…
Женщина молчит и продолжает стоять у дверей. Она явно встревожена и тяжело дышит.
— Я к вам по очень секретному делу, госпожа учительница…
Агне приветливо улыбается и делает движение рукой: сюда, поближе, объяснитесь…
— Я к вам с большой тайной. Вы не обидитесь?
Женщина все еще стоит неподвижно. Лишь теперь учительница замечает, что незнакомка под платком что-то держит.
— И никому моей тайны не откроете?
— Нет! Нет!
— Никогда никому не расскажете?
— Я ведь вам уже ответила.
— Значит, никогда?
— Никогда.
Женщина еще раз вздыхает, но все еще не решается и продолжает стоять. Лицо ее ярко румянится.
— Подойдите, сядьте же наконец! Чего вы стоите?
— Сейчас! Дайте немного опомнюсь.
Женщина торопливо распахивает платок и вытаскивает из-за пазухи белого петуха с огненно-красным гребнем и связанными ногами. Она сажает птицу в угол возле самой печи, а сама робко опускается на краешек стула.
Агне ждет, что скажет ей незнакомка. Но та даже рта не раскрывает. Томительно тянется минута молчания. Слышно, как в окна барабанят капли дождя.
— Никому? — еще раз спрашивает женщина.
2
Антиклерикальное произведение литовского писателя В. Миколайтиса-Путинаса, написанное им в буржуазные годы сметоновской Литвы.