— Они ставят, однако, одно условие: зачислить их ещё до начала работы на военную службу.
Я понимал это желание. Каждый агент в оккупированной зоне служил своей стране, подвергаясь даже большему риску, чем солдат на фронте: он стоял перед лицом опасности один, без барабанного боя, без всяких средств самозащиты. Но в данный момент удовлетворение этой просьбы казалось невозможным. Как могло военное министерство превратить бельгийских подданных в британских солдат? Даже бельгийские власти не могли этого сделать, раз представлялось слишком опасным переслать через границу хотя бы список имён. И, главное, как могли они зачислить женщин, входивших в состав группы, на военную службу?
Я уклонился от ответа и спросил: [48]
— Как это может быть сделано, по вашему мнению, и как может быть принесена присяга?
— Не знаю, — ответил он. — Военному министерству придется придумать формулу. Я получил инструкции обсудить этот вопрос с бельгийскими властями в Гавре, если не получу удовлетворительного ответа от вас.
Я знал, что если бельгийское военное командование и согласится на их предложение, то бельгийская разведка не сможет снабдить их безопасными средствами связи на границе. Я сомневался в том, что бельгийской разведке удавалось получать в этот период какие бы то ни было сведения из оккупированной зоны.
Я знал, что мы имеем шанс на создание такой организации, о какой всегда мечтали, но что мне придётся дать обещание, которое я, может быть, не смогу сдержать или которое может поставить меня в очень неловкое положение. Я сказал Сен-Ламберу, что сообщу обо всем начальнику в Англии и что в течение одного-двух дней дам ему ответ.
Обращаться к властям было бесполезно. Я знал, что если даже военное министерство и захочет удовлетворить их просьбу, то для этого необходимо будет получить согласие бельгийского правительства, и что все эти переговоры заставят нас потерять много драгоценного времени.
На следующий день я со спокойной совестью сказал Сен-Ламберу, что их требование удовлетворено и что он может написать об этом письмо, которое я берусь доставить по любому адресу в Льеже или Брюсселе.
Он написал такое письмо, дал мне два адреса и поехал в Гавр предложить свои услуги бельгийскому правительству. Он сдержал данное мне слово и не говорил об этом ни с кем до окончания войны.
Моя первая почта заключала в себе письмо Сен-Ламбера, задание, указания по вопросу об организации и 500 фунтов стерлингов на предварительные расходы. Мы разрешила нашему курьеру самому договариваться с «почтовым ящиком» относительно дня и часа прихода за донесениями.
Мы вскоре получили ответ, содержавший некоторые военные сведения и обещание организовать наблюдательные посты в Льеже, Намюре и Брюсселе. Нам также сообщали, что организация будет именоваться «Белая дама».{2} [49]
Организация быстро расширялась. Почти каждую неделю прибавлялись новые наблюдательные посты, пока их число не дошло до сорока, охватывая все бельгийские узловые станции. Из таких центров, как Гент, Одэр, Ат, Монс и Арлон, мы получали не только донесения о наблюдении за движением поездов, но, так как эти пункты находились в зонах отдыха, ещё и номера полков, которые позволяли нам узнавать, какие именно дивизии приходили и уходили из данных районов.
В короткое время эта организация завербовала около двухсот агентов. Во главе её стояли два руководителя: один — инженер, служивший раньше на бельгийской государственной службе, другой — профессор. Этим людям незачем было говорить, как приступить к делу. Они поняли важность организации службы в виде независимых и изолированных ячеек. Они изучали методы и работу немецкой контрразведки и всегда были способны перехитрить её.
После того как Бельгия была охвачена «Белой дамой» и другими нашими организациями, мы стали задумываться над тем, как бы проникнуть на оккупированную территорию Франции. В течение двух лет ни одна из служб союзников не получала донесений из этой зоны. Нам очень хотелось организовать пост наблюдения за поездами на линии Ирсон — Мезьер — этой важной артерии, идущей параллельно германскому фронту, значение которой увеличивалось по мере усиления слухов о готовящемся большом наступлении немцев. В оккупированной Франции мы могли бы наблюдать не только за зонами отдыха, но и за районами, используемыми немцами для сосредоточения войск.
Наблюдая за линией Ирсон — Мезьер, по которой производилась переброска дивизий из одного сектора в другой, и располагая «фланёрами», сообщающими о сосредоточении войск в различных районах, мы могли бы определить, какой именно сектор выбран для наступления, и, таким образом, получили бы жизненно важную для союзников информацию. Поэтому мы всячески понуждали «Белую даму» проникнуть во Францию, но строгое наблюдение в этапном районе и главным образом вдоль франко-бельгийской границы сводило на нет все попытки. В Бельгии обычная деловая жизнь продолжалась, несмотря на присутствие немцев; во Франции значительная часть гражданского населения была эвакуирована, и во многих местностях оставались только крестьяне, у которых не было никаких предлогов [50] для передвижений даже на расстоянии двух или трех миль.