Видимо, единственное, что мне остается — это коллекционировать марки и петь в хоре при домоуправлении.
Вот к такому удручающему выводу я однажды пришел, сидя за столом в своей комнате и разглядывая на подоконнике голубей.
В прихожей щелкнул выключатель и загорелся свет. Я выбежал в коридор. У полочки с зеркалом стояла мама и раздумывала: красить губы или нет? Папа стоял на левой ноге, тер щеткой правую штанину своих самых новых коричневых брюк. Мама, наконец, решила: красить, и открыла патрончик с губной помадой. Но помады там не оказалось. Только на донышке чуть-чуть.
— Принеси с кухни спичку! — скомандовала она. Я принес. Мама аккуратно выскребла из патрончика свою парадную красоту и заслонила собой зеркало.
— В оперный идете? — поинтересовался я. — Вторую часть «Войны и мира» зырить?
— Лишу наследства, — пообещала мама, размазывая помаду мизинцем по губам. — Чтоб я больше таких слов не слышала. Пользуйся великим и могучим, а то никогда не станешь культурным человеком.
— Ага, — сказал я. — А между прочим, культурные люди пишут в «Литературке», что с классикой необходимо знакомиться по первоисточникам, а не по экранизации.
— Мы идем не в кино, а в театр.
— Ну, по эсценизации.
— Сам ты эсценизатор, — холодно заметил папа и уронил щетку.
— Может быть, — согласился я, чувствуя в звучании этого слова что-то обидное. — Только я, между прочим, первую часть этого замечательного спектакля видел. Там Наташа Ростова пела: «Соня, Соня, я приняла мышьяк!». А потом как гробанется — декорации загремели.
— Пожалуй, он прав, — вздохнула мама, подавая упавшую щетку папе. — Действительно, не самое удачное место. Даже просто глупое какое-то… Погоди, ты сказал, что видел первую часть? Что, в школе организовали экскурсию в оперный?
— «Культпоход» это называется, — ответил я. — Только вот на вторую часть вывести никак не соберутся. Ну, да и не обязательно. Я «Войну и мир» в постановке Бондарчука видел, и что там дальше будет — знаю.
— Тихий ужас, — подытожила мама. — Скоро они со сказкой о репке по экранизации знакомиться будут.
— Почему «скоро»? — удивился я. — Про репку мультик показывали, когда я еще читать не умел.
— «Илиада», — сказал папа. — Это никакому «Мосфильму» с Голливудом не осилить. Пошли, Иринка. А ты сиди смирно и закрой лапой нос. И читай «Илиаду».
— И пол вымой! — выдвинула идею мама, открывая дверь.
— Или уроки выучи! — и папа вышел вслед за мамой, споткнувшись о порог. Свет они выключить забыли. Надо же, какие культурные! Из «Илиады» вместе с «Одиссеей» режиссер Кончаловский давно телесериал сделал, с американскими актерами. И «закрой лапой нос» — это из мультика. Про белого медвежонка Умку. Ему мама-медведица советовала закрывать нос лапой, потому что у белых медведей нос — единственная черная точка, и он среди полярных снегов контрастно выделяется.
Я подошел к стеллажу и вытащил «Илиаду».
Уроки, что ли, выучить? Теорема на сорок второй странице — это, кажется, про какие-то треугольники. Интересно, а Бермудский треугольник равнобедренный или равносторонний?
В конце концов, я решил вымыть пол. Но кран в ванной хрипло зажурчал, выплюнул в ведро ржавую каплю и затих.
— Гнев, богиня, воспой Ахиллеса! — сказал я и утащил ведро обратно в чулан.
А когда вернулся в комнату, сразу и не смог сообразить — или у меня в глазах потемнело, или солнечное затмение началось. Из окна в комнату больше не проникал свет. Там, за стеклами, не было видно ничего, кроме тусклого серого тумана. Не успел я как следует испугаться, как в полной тишине вдруг прогрохотал гром, будто молния ударила совсем рядом. Воздух в комнате наполнился озоном, как во время настоящей грозы. И тотчас же туман за окном исчез, вновь разлился дневной свет.
И все потекло бы по-прежнему, и не запомнил бы я этого происшествия, если б не инопланетянин.