Однако, хотя неблагоприятных моментов было больше, чем благоприятных, я явился в немецкий клуб, чтобы встретить там обоих атташе, так как я должен был передать им важный документ--новый «чрезвычайно секретный» шифр.
Согласно данным мне инструкциям, я передал германскому морскому атташе Бой-Эду и военному атташе фон Папену [24] хранившийся пря мне «чрезвычайно секретный» новый шифр. В Берлине боялись, что старый секретный шифр, которым пользовались посол и оба атташе для телеграфной связи с Германией, не является больше секретным, подозревая, что англичане в состоянии расшифровывать наши депеши. Единственный шифр, которым надо было пользоваться в будущем, был шифр, привезенный мной. Затем мы разошлись: атташе — чтобы по-прежнему идти по пути, который им указывали их официальные должности, а я — чтобы исчезнуть в неизвестности.
Не прошло и недели после моего прибытия в Соединенные Штаты, как я получил письмо от капитана Бой-Эда, который сообщал, что наш посол граф Бернсторф желает видеться со мной. После некоторых колебаний, ввиду моей особой миссии, я решил исполнить желание посла и в назначенный час явился в Риц-Карлтон, на Мэдисон-авеню. Бернсторф сразу спросил меня о причине моего присутствия в Америке. Я вежливо посоветовал ему не задавать мне этого вопроса, так как мой ответ будет носить такой характер, который должен осложнить его дипломатическую работу. При этих словах он придвинул свое кресло к дивану, на котором я сидел, и сказал мне шепотом:
— Но поймите, капитан, что, хотя я и посол, я в то же время и старый солдат. Вы можете во всём мне довериться.
Эти слова были обращены ко мне, как к офицеру, и я не только рассказал ему о том, как возникла идея послать меня сюда, но и дал ему понять, что моя миссия носит чисто военный характер, который должен найти свое выражение в диверсии. Я сказал ему, что меня, как офицера, нисколько не беспокоит мнимый нейтралитет Америки и что вся Германия, как и я, считает Соединенные Штаты «негласным врагом». Я приехал сюда, сказал я ему, сделать все, что в моих силах, чтобы спасти наших солдат от американских снарядов. Говоря, что я буду действовать со всей энергией, я все же обещал ему быть осторожным.
Хотя мой императорский паспорт был составлен в высокопарных выражениях старого немецкого языка времен Фридриха II, он не оставлял никакого сомнения в том, что владельцу его должно оказываться всяческое содействие.
- — Вся моя канцелярия и все мои служащие отныне находятся...
Даже посол!
Я устроился в скромном, но хорошем отеле «Грейт Норзерн» на 27-й улице и начал наводить справки о возможности [25] закупить достаточно взрывчатых материалов, чтобы серьезно подорвать производство снарядов.
Я обошёл ряд торговых домов, выдавая себя за немецкого агента, желающего купить порох, но спустя несколько дней я понял, что нет решительно никакой возможности приобрести на американском рынке большое количество взрывчатых материалов, которое находилось бы на складах. Ежедневная продукция была настолько велика, что если бы, скажем, во вторник удалось закупить все наличные запасы, то в среду к услугам покупателей наготове будет опять огромное количество этой продукции.
Таким образом, я в течение первых нескольких дней после моего прибытия ходил по Нью-Йорку и собирал сведения.
При посещении одной из фирм, продававших взрывчатые материалы, я сделал замечательное открытие. Один из совладельцев фирмы, американский немец, повёл со мной продолжительную беседу о перспективах войны. Я был оптимистом и считал, что она может принять благоприятный для Германии оборот, но коммерсант был совершенно другого мнения.
— Да, — сказал он, — дело принимает все более и более скверный оборот, и если Италия станет на сторону неприятеля...
— Что вы сказали? — вскричал я.
Я тотчас же вспомнил мою последнюю беседу с Эрцбергером, который незадолго перед моим отъездом в Нью-Йорк показал мне телеграмму от нашего итальянского посла фон Бюлова, выражавшего свое твердое убеждение, что Италия останется нейтральной.
Видя мое сомнение, промышленник открыл ящик своего стола и достал оттуда вексель.
Не зная, что он хочет этим сказать, я пошутил:
— Что вы, что вы, я не имею права делать передаточные надписи. Об этом мне было заявлено, еще когда я был помощником лейтенанта.
Американец засмеялся.
— Я принял этот вексель в платеж. Я не принимаю векселя, надписанные лейтенантами, в особенности, когда речь идет о ста тысячах долларов.