– И вы, позавидовав его лаврам, – вмешался я, – решили его устранить и занять освободившееся место?
Моя собеседница одарила меня взглядом, выражавшим одновременно и сострадание, и презрение: с ее точки зрения, я обнаруживал чрезмерную наивность, рассуждая о делах секретной службы.
– Вы глубоко заблуждаетесь, – снисходительно возразила она. – Было бы слишком нерасчетливо убирать с дороги тех, кто вместе с вами идет к одной цели… – Она несколько оживилась. – Мы жили достаточно дружно, – продолжила она свой рассказ. – Но чем сложнее события, тем труднее работа разведчика. Захват немцами Польши, оккупация Франции, провозглашение советской власти в прибалтийских республиках… Жизнь движется с калейдоскопической быстротой, и разведчик, никому неведомый и почти беззащитный агент секретной службы, нередко призван то ускорять, то замедлять движение истории…
– Вы неплохо поэтизируете профессию шпиона, – прервал я свою собеседницу. – Но это теория…
– Правильно, практика грубее и страшнее, – согласилась Янковская. – В тот вечер, когда вы познакомились со мной, Блейка застрелили…
– Кто? – перебил я Янковскую.
– Это не установлено, – уклончиво ответила она. – Застрелили Блейка и…
– Застрелили меня, – договорил я. – Можно догадаться, почему застрелили Блейка, но для чего было убивать меня?..
– Ах, без причины не делается ничего, – сказала Янковская. – Вы стали свидетелем происшествий, которые не должны иметь свидетелей…
– По вашей милости, – сказал я. – Я не навязывался вам в попутчики…
– Это неважно… – Она точно отмахнулась от моего упрека. – Но вы оказались счастливее Дэвиса.
– По причине вашего неумения стрелять? – спросил я.
– Нет, стрелять я умею, – возразила она. – Но в момент, когда я в вас целилась, мне пришла мысль сохранить вас и подменить вами Блейка…
– Убитого немецкой разведкой? – спросил я. – Мне ведь нужно знать, кем убит Блейк.
– Я же сказала вам, что это не установлено, – повторила Янковская. – С таким же успехом это могла сделать и советская разведка.
Я не хотел с ней спорить.
– Но для чего нужен вам я? – спросил я.
– О, это очень важно, – охотно пояснила Янковская. – Важно, чтобы англичане и немцы думали, что Блейк жив. Если Интеллидженс сервис узнает, что Блейк погиб, сюда пришлют другого резидента, и кто знает, как я еще с ним сработаюсь. А немцы, кроме того, имеют на Блейка свои виды, и в ваших интересах их не разочаровывать. Думаю, что они попытаются вас завербовать, и вам придется делать вид, что вы работаете и на англичан, и на немцев.
– А если я не буду делать вид, что на кого-то работаю? – поинтересовался я. – Что тогда?
– Тогда вы отправитесь вслед за бедным Дэвисом, – просто сказала Янковская. – В этой игре никто никому не дает форы.
– А если я все же не соглашусь? – повторил я. – Какие у вас гарантии, что я не воспользуюсь первым представившимся мне случаем и не убегу к своим?
– Привязанность к жизни, – уверенно возразила Янковская. – Вы нормальный человек и хотите жить, а в Советской России вас ждет расстрел.
– Расстрел? – удивился я. – За что?
– Не так уж сложно вызвать подозрение к человеку, – сказала Янковская. – Небольшой труд дать русским понять, что вас завербовали и перебросили обратно для шпионажа. Вы уже достаточно скомпрометированы связью со мной…
Я действительно хотел жить. Но смерть я предпочел бы бесчестию. Как бы меня ни пытались скомпрометировать, все равно я решил бежать к своим. Но сделать это надо было умно, и поэтому на какое-то время приходилось вступить в игру, которую предлагала Янковская.
– Чего же вы от меня хотите? – спросил я.
– Прежде всего, чтобы вы меня развязали, у меня затекли руки и ноги, – ответила она. – А затем, чтобы вы были Дэвисом Блейком.
Я развязал ее; убивать меня ей не было расчета, а убивать ее я не собирался, тем более что без предварительной подготовки бежать из Риги просто было невозможно.
– Но вы так и не объяснили мне всей этой истории с поцелуем, – сказал я. – Кто же все-таки находился тогда ночью в машине и почему вы очутились на лестнице?
– Ах, это все частности! – небрежно сказала она. – Как-нибудь узнаете, не в этом суть.
– А в чем же?
– В завтрашнем дне. Надо действовать, а не оглядываться назад.
– Что же мне надо делать?
– Быть Дэвисом Блейком, я уже сказала. Для начала этого достаточно.
– А вы не думаете, что Блейк, которого вы предлагаете мне изображать, может быть изобличен? – возразил я.
– О нет, это предусмотрено, – объяснила она. – У Берзиня был свой круг знакомых, но те, кто кренил вправо, бежали из Риги в первые дни ее советизации, а те, кто кренил влево, эвакуировались вместе с советскими учреждениями, и, наконец, если ваша личность не вызывает никаких сомнений ни у вашей кухарки, ни у вашей любовницы, кто еще посмеет усомниться в том, что вы не Август Берзинь?
– Кто моя кухарка и что она думает, я уже знаю. Но что касается любовницы, дело обстоит несколько хуже: я не знаю, кто она.
– А вы не догадались? – насмешливо спросила Янковская, расправляя затекшие руки. – В противном случае вряд ли я была бы так хорошо посвящена в дела Блейка!
Янковская прошлась по комнате.
– Вот что, Август, – деловито сказала она. – Я пойду в ванную и приведу себя в порядок, а вы переоденьтесь, и мы проверим, действительно ли вы так похожи на Берзиня, как это кажется мне.
И я послушался ее, потому что мне не оставалось ничего другого.
Мы спустились вниз, знакомый автомобиль стоял у подъезда.
– Это чья машина? – спросил я. – Ваша или моя?
– Ваша, – ответила Янковская. – Но я не хочу, чтобы она находилась сейчас в вашем распоряжении.
Это было понятно.
Она опять села за руль, машину она водила хорошо.
– Куда мы едем? – спросил я. – Это не секрет?
– Нет, – ответила она. – К профессору Гренеру, кому вы в значительной степени обязаны своим выздоровлением.
– К тому самому аисту, которого мне довелось видеть в госпитале? – догадался я. – Под каким же именем я буду ему представлен?
– Он знает вас под именем Августа Берзиня. Но подозревает, что вы Дэвис Блейк.
– Не без вашей помощи? – спросил я.
– Нет, – ответила она. – Немцы и без меня знали, что под именем Августа Берзиня скрывается Дэвис Блейк.
– Но если они знают, что я английский шпион, почему бы им меня не арестовать? – поинтересовался я. – Англия находится с Германией в состоянии войны!
– Не будьте наивны, – снисходительно сказала Янковская. – Они имеют на вас далеко идущие виды. Неужели вы думаете, что они стали бы так старательно лечить какого-то там латыша?
– Так вот почему этот профессор цитировал мне Шекспира!
– Конечно, немцы уверены, что вы стали жертвой советской разведки.
– А что… этот ваш Гренер?..
– О, Гренер! Вам следует с ним подружиться. В Риге он представляет не только медицинскую службу, он влиятельная фигура в гитлеровской администрации. Видный профессор, он вступил в нацистскую партию еще до прихода Гитлера к власти. С ним лично знаком Геббельс, у него большие международные связи, и он даже выполнял какие-то специальные поручения гитлеровцев за границей…
– Аттестация что надо, – сказал я. – Только я не верю, что он хороший врач, хороший врач не пойдет на службу к этим выродкам…