– Ага, не замерзла… – передразнил Серж. – А руки ледяные! Подожди.
Он живо сбросил с себя плотную синюю куртку, накинул на покатые плечи Долли – та и сказать ничего не успела.
– Вот так лучше?
– Спасибо… – пробормотала она растерянно. Посмотрела на него огромными глазами, моргнули удивленно пушистые ресницы. Серж подумал, что никогда не замечал, какие у Долли красивые, серые, с желтыми искорками, глаза. И… какая большая, высокая и пышная грудь. Нет, если честно, грудь-то всё-таки замечал. Но с чего бы он вглядывался в ее глаза и фигуру? Никто Сержа прежде и не интересовал, кроме Раниты!
Долли была в обычном платьице – ситцевом, белом, в мелкий бледно-голубой цветочек, со скромным треугольным вырезом. Платье прикрывало круглые колени, но не могло спрятать выдающийся бюст. «Такая она мягкая… во всех смыслах, – вдруг подумалось Сержу. – А вот хотелось бы прикоснуться, прижаться…»
Пугаясь нового, внезапного, головокружительного наваждения, он присел поближе к Долли, неловко поправил загнувшийся ворот синей куртки – и вдруг решительно обнял девушку, поцеловал в пухлые теплые губы. Она испуганно отпрянула, охнула, еще шире распахнулись огромные глаза. Но Серж уже обвил руками ее шею и еще крепче прильнул к свежим горячим губам. И почувствовал, что Долли отвечает на его поцелуй.
Наконец они оторвались друг от друга. Долли, розовая, как пион, отодвинулась от Сержа, поправила платок.
– Что это мы? Совсем с ума сошли. Возьми куртку, Серж! Пойду я.
– Не снимай… Не снимай, говорю, холодно! – сипло пробормотал Серж, прикрывая курткой ее пышную грудь. При мысли, что Долли скинет бесформенную куртку и останется снова в тоненьком платье, в нем вскипала опасная жгучая волна. – Ладно, вместе пойдем.
– Куда пойдем? – голос ее дрожал.
– По домам, конечно. Гляди, темнеет. И ветер. Что тут сидеть? Я тебя провожу.
Всю дорогу они молчали – просто шагали рядом. Но на Долли была его куртка, и немногочисленные сельчане, встречавшиеся им на пути, здоровались и с недоумением смотрели вслед.
– Мне так неловко, Серж, и очень страшно… – прошептала разрумянившаяся Долли. – Что люди скажут? Придумают, что было и что не было…
Серж не ответил, но взял Долли за руку. Ладонь была мягкая, как детский мячик, но немного шершавая – Долли каждый день хлопотала по хозяйству.
Они остановились возле забора, за которым белел дом, где жила Долли, и Серж сказал негромко, но твердо:
– Я вот что подумал. Мы с тобой взрослые люди, сто лет знакомы. Вы с Деном разбежались – и мы с Нитой тоже. Так что скажу, как есть. Давай будем вместе.
– Как… вместе? – еле слышно проговорила Долли. – Что ты? Так нельзя! Это неправильно… – она снова вспыхнула, покраснела до кончиков ушей, и Серж вдруг подумал, что она очень даже хороша: такая свежая, зрелая, цветущая – и невинная, трогательная, милая. Почему он прежде этого не замечал? Но ладно – он, а где же были глаза Дена? Прекрасную девушку упустил!
– Что – неправильно? Всё правильно! Вместе – значит жить вместе, дом строить, хозяйство вести, детей воспитывать! – бухнул Серж, и сердце его буйно заколотилось. – Я понял: нравишься ты мне, Долли. Очень нравишься. Я знаю, ты девушка чистая, – подумав, добавил он. – До свадьбы ничего такого не будет.
– До какой… свадьбы? О чем ты? – Долли прижалась спиной к дощатому забору, разрумянилась, округлились испуганно искристые глаза – и Серж с изумлением понял, что она красавица.
– О нас, – уверенно сказал Серж. Он уже справился с собой. – Ну, как? Пойдешь за меня? Нам тянуть уже некуда. Давно пора.
– Но ведь Ден… – Долли схватилась за пылающие щеки.
– Ден будет рад, если мы поженимся. Точно знаю.
Она помолчала, глядя во все глаза на Сержа, поправила платок. Тихо проговорила:
– Не бывает так скоро…
– А что, надо десять лет в гости друг к другу ходить? Так, глядишь, и состаримся. Нет, я больше ждать не хочу. А Ден… Ты его прости. Разве можно восьмилетних детей обручать? Глупость какая! – Серж качнул головой и твердо проговорил: – В субботу к твоему отцу с родителями приду. Мои рады будут. А через месяц свадьбу сыграем. Годится? Ну, что ты молчишь?
– Серж, но ведь ты не меня, а Раниту любишь… – тихо сказала Долли, и глаза ее заблестели.
– Нет. Даже в голову не бери, – голос Сержа стал серьезным. – Ранита – это прошлое, такое у каждого было. Всё уже, та дверь закрыта. ...Я ведь всегда знал, что ты хорошая! – вдруг улыбнулся он. – Но не заглядывался на чужую невесту. А вот теперь посмотрел – и понравилась. Красивая ты очень, Долли. Правда. Сама не знаешь, какая ты милая и красивая.
– Да что ты… Мне никто так не говорил, даже Ден.
– А я вот говорю. Так что же – согласна?
Долли медленно, как во сне, кивнула, и Серж, просияв, обнял ее, наслаждаясь теплотой и мягкостью волнующих изгибов.
– Подожди, но у меня ведь еще сестренка… – спохватилась зардевшаяся Долли, осторожно высвобождаясь из его объятий. – Отец болеет, он не сможет о ней заботиться. Мне придется. То есть нам…
– Хорошая у тебя сестренка, вырастим, – отозвался Серж. – И что ты загрустила?
– Боюсь. Ночь пройдет – передумаешь.
– Нет. Я твердо решил.
– А я ведь тоже на тебя иногда смотрела, еще в школе… – вдруг совсем тихо призналась Долли, внимательно разглядывая пожелтевшую траву возле калитки. – Только разве я подумать могла? Нет, конечно. Ведь мне Ден был наречен.
– Вот ведь как славно получается! – Серж рассмеялся, поцеловал Долли – долго-долго, так, что заныло в груди.
Калитка приоткрылась, прихрамывая, вышел ее отец: невысокий, взъерошенный, небритый и сердитый.
– Это что тут такое происходит, не понял я?! – крикнул он, и Серж с Долли отпрянули друг от друга. Долли охнула, поспешно скинула мужскую куртку, неловко сунула Сержу в руки. А тот будто и не смутился: не спеша надел куртку (поморщился – плечо, поцарапанное пулей, все-таки саднило), крепко взял Долли за трепещущую, как рыбка, ладонь:
– А происходит тут, дядя Пит, вот что. Я на Долли жениться решил, – уверенно сказал он. – Так что прошу, как положено, руки вашей дочери, а в субботу с отцом и матерью свататься придем.
Старик едва удержался на ногах – оперся о весело скрипнувшую калитку и чудом не свалился в траву.
Глава 51. Каким ветром?
Позже при воспоминаниях о коротких минутах в кабинете Зеленого замка Элли охватывало странное чувство. Будто всё это происходило с ней, обычной ученицей городского лицея Элли Розель (мать все-таки не отправила ее в «Афину»), – но в то же время с другой девушкой, дрожащей от волнения, радости и огромного, как солнце, приближающегося счастья.
Она видела, как неохотно поднимается со скамьи отец, как решительно встает мама, как, поглядывая на сына, выходит из-за стола Дамара – и всё это словно сквозь черточки солнечных бликов. «Как же мне называть вас, господа?» – тихо поинтересовалась Дамара, на что мама запросто ответила: «К графу так и обращайтесь – граф. Он привык, никаких «ваших сиятельств» с молодости не терпит. А я – Эмилия». «Хорошо, госпожа Эмилия». «Можно и просто по имени, ведь будем не посторонними, – заметила мама. – Знаете, я работаю в школе, это бесконечное «госпожа» мне уже порядком надоело». «Вы учительница?» – голос Дамары стал удивленным. «Разве не похожа?» – усмехнулась мама.
Все удалились, даже тролль в вязаной шапочке. Последним вышел Иголтон, молча показав ладонь с растопыренными пальцами, – «пять минут». Элли услышала, как Иголтон говорит отцу: «Кстати, как поживает ваш помощник? Кажется, Генриор его зовут. Мне показалось, очень достойный, порядочный, горячо преданный человек». «Да, Генриор именно такой, мне повезло. С ним всё в порядке, спасибо».
Тяжело хлопнула дверь. Элли моргнула, столкнулась с лучистым взглядом Дена – и сердце превратилось в разноцветную юлу, которая резво постукивает, крутится, дрожит и сияет.
Они потянулись друг к другу через стол – и разом улыбнулись, торопливо вышли, замерли возле железного, переполненного бумагами, стеллажа. Ден осторожно взял ее за руки, спрятал похолодевшие пальцы в своих больших ладонях. Он смотрел на нее так, будто не мог поверить, что перед ним живая, настоящая, непридуманная Элли, его маленькая принцесса.