— И?
— Ты пытаешься спросить меня, были ли там женщины?
Она отвела взгляд от его лица.
— Возможно.
— Были.
Она попыталась проглотить огромный ком, который внезапно встал у нее в горле, делая шаг в сторону, чтобы он мог пройти к двери.
— Думаю, тебе лучше уйти, — тихо сказала она.
Он сжал ее предплечья и заставил посмотреть на себя.
— Я не прикасался ни к одной из них, Миранда. Ни к одной.
От страсти в его голосе ей захотелось плакать.
— Почему нет? — прошептала она.
— Я знал, что собираюсь жениться на тебе. И знал, каково это, когда тебе изменяют. — Он откашлялся. — Я никогда бы так с тобой не поступил.
— Почему нет? — Слова ее были едва слышным шепотом.
— Потому что мне не безразличны твои чувства. И я очень ценю тебя.
Она вырвалась из его рук и подошла к окну. Был ранний вечер, но летом дни в Шотландии были долгими. Солнце стояло высоко в небе, люди все еще сновали по улице, занимаясь своими ежедневными делами, словно у них не было никаких забот. Миранде захотелось стать одной из этих людей, захотелось уйти вниз по улице прочь от проблем и никогда не возвращаться.
Тернер хотел жениться на ней. Он оставался ей верен. Она должна плясать от радости. Но она не могла избавиться от ощущения, что он делает это из чувства долга, а не из любви и привязанности к ней. Если забыть о желании, конечно. Было абсолютно ясно, что он хотел ее.
По лицу ее скатилась слеза. Этого недостаточно. Могло бы быть, если бы она не любила его так сильно. Но это… Это было слишком нечестно. Это будет медленно убивать ее, пока от нее не останется ничего кроме унылой, безрадостной оболочки.
— Тернер, я… я признательна тебе за то, что ты проделал такой путь, чтобы меня увидеть. Я знаю, дорога была долгой. И это было действительно… — Она поискала подходящее слово. — …благородно с твоей стороны держаться подальше от всех этих женщин в Кенте. Уверена, они были очень красивы.
— Даже в половину не столь красивы, как ты, — прошептал он.
Она судорожно сглотнула. С каждой секундой это становилось все труднее. Она стиснула подоконник.
— Я не могу выйти за тебя.
Мертвая тишина. Миранда не оборачивалась. Она не могла видеть его, но могла чувствовать ярость, исходившую от него. Пожалуйста, пожалуйста, просто уходи, молилась она про себя. Не подходи ко мне. И прошу — о, пожалуйста, не прикасайся ко мне.
Ее мольбы остались без ответа, и его руки грубо легли на ее плечи, развернув ее лицом к нему.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что не могу выйти за тебя замуж, — ответила она робко. Она вперила взгляд в пол. Его голубые глаза прожигали ее насквозь.
— Посмотри на меня, черт побери! О чем ты думаешь? Ты должна выйти за меня.
Она покачала головой.
— Ты — маленькая дурочка.
Миранда не знала, что сказать на это, поэтому промолчала.
— Ты забыла про это? — Он крепко прижал ее к себе и захватил ее губы своими. — Забыла?
— Нет.
— Тогда, может, ты забыла о том, что сказала мне, что любишь меня? — спросил он.
Миранде хотелось умереть на месте.
— Нет.
— Это ведь должно иметь значение, — сказал он и стал трясти ее, пока несколько ее прядей не выбились из-под заколок. — Разве нет?
— А ты когда-нибудь говорил мне, что любишь меня? — парировала она.
Он молча уставился на нее.
— Ты любишь меня? — Ее щеки загорелись от злости и смущения. — Любишь?
Тернер сглотнул, внезапно почувствовав, что задыхается. Стены словно сомкнулись вокруг него, и он не мог издать ни звука, не мог выговорить слова, которых она от него добивалась.
— Понятно, — сказала она шепотом.
Горло его судорожно сжалось. Почему он не может сказать это? Он не был уверен, что любит ее, но не был уверен, и что нет. И он, безусловно, не хотел сделать ей больно, так почему же он просто не сказал эти три слова, которые сделали бы ее счастливой?
Он говорил Летиции, что любит ее.
— Миранда, — сказал он запнувшись. — Я…
— Не говори этого, если это не правда! — выкрикнула она, голос ее прервался.
Тернер развернулся и прошел через комнату туда, где он заметил графин с бренди. На полке под ним стояла бутылка виски, и, не спросив разрешения, он плеснул его себе в стакан. Он сделал один огненный глоток, но лучше ему не стало.
— Миранда, — сказал он, желая, чтобы голос его звучат хоть чуточку ровнее. — Я не идеален.
— Но должен был быть! — крикнула она. — Знаешь, каким чудесным ты казался мне, когда я была маленькой? А ты даже не попытался. Ты это… просто ты. И ты заставил меня чувствовать себя, словно я не была такой уж неуклюжей девчонкой. А потом ты изменился, но я думала, что смогу изменить тебя опять. И я старалась, о, как я старалась, но этого было недостаточно. Меня было недостаточно.
— Миранда, дело не в тебе…
— Не надо придумывать мне оправданий! Я не могу быть тем, что тебе нужно, и я ненавижу тебя за это! Ты меня слышишь? Ненавижу! — Без сил, она отвернулась и обхватила себя руками, пытаясь остановить дрожь, охватившую ее тело.
— Ты не ненавидишь меня. — Голос его был мягким, и странно успокаивающим.
— Нет, — сказала она, подавив всхлип. — Не ненавижу. Но я ненавижу Летицию. Если бы она не умерла, я убила бы ее своими руками.
Один из уголков его рта приподнялся в кривой улыбке.
— Я делала бы это медленно и мучительно.
— Да ты — кровожадная, котенок, — сказал он, посылая ей просительную улыбку.
Она попыталась улыбнуться, но губы ее не желали подчиняться.
Последовало долгое молчание, прежде чем Тернер снова заговорил.
— Я попытаюсь сделать тебя счастливой, но я не могу быть всем, чего ты хочешь.
— Знаю, — горько сказала она. — Я думала, что можешь, но ошибалась.
— Но из нас могла бы получиться хорошая пара, Миранда. Лучше многих.
«Лучше многих» могло означать лишь, что они будут разговаривать друг с другом хотя бы раз в день. Да, у них мог бы получиться хороший брак. Хороший, но пустой. Она не думала, что сможет вынести жизнь с ним без любви. Она покачала головой.
— Черт побери, Миранда! Ты должна выйти за меня! — Когда она не обратила внимания на его вспышку, он воскликнул, — Ради Бога, женщина, ты носишь моего ребенка!
Вот оно. Она знала, что должна быть причина, почему он поехал так далеко, и с такой недвусмысленной целью. И хотя она высоко оценила его чувство чести — пусть и несколько запоздалое — она не могла скрывать тот факт, что ребенка больше нет. У нее пошли крови, а потом к ней вернулся аппетит, и ее ночной горшок снова стал использоваться по назначению.
Ее мать рассказывала ей о таком, говорила, что с ней было точь-в-точь то же самое дважды до рождения Миранды и трижды после. Может, это была неприличная тема для молодой женщины, которая еще даже не закончила школу, но леди Чивер знала, что умирает, и хотела передать своей дочери как можно больше женских знаний. Она сказала Миранде не огорчаться, если то же произойдет и с ней, что она всегда чувствовала, что те дети, которых она потеряла, не должны были родиться.
Миранда облизнула губы и сглотнула. А потом низким, серьезным голосом выговорила,
— Я не ношу твоего ребенка. Носила, но больше нет.
Тернер молчал. А потом сказал:
— Я тебе не верю.
Миранда замерла, изумленная.
— Прошу прощения.
Он пожал плечами.
— Я тебе не верю. Оливия сказала мне, что ты беременна.
— Была. Когда здесь была Оливия.
— Откуда мне знать, что ты не пытаешься просто избавиться от меня?
— Потому что я не идиотка, — резко бросила она. — Думаешь, я бы отказалась выйти за тебя, если бы носила твоего ребенка?
Казалось, он какое-то время обдумывал это, а затем скрестил руки на груди.
— Что ж, ты все равно скомпрометирована, и выйдешь за меня замуж.