В упомянутом вестибюле мои сослуживцы с крейсера «Рочестер» увидели в первый раз некую молодую американку, появление которой в Бальбоа произвело настоящий фурор. Едва по кораблю разнеслась весть о появлении этой молодой леди, как был составлен план совершить в «Тиволи» специальную экспедицию. Я сам, к сожалению, в этой экспедиции участия принять не мог, но мой сослуживец Джимми Бейн обещал обо всем подробно рассказать. Вернувшись с берега, Джимми выглядел взволнованным более, чем это полагалось дородному капитану морской пехоты в мирное время.
— Зашел я в «Тиволи» вместе с Биллом, гляжу по сторонам, а Билл вдруг говорит: «Вон она идет!» — повествовал Джимми с характерным для морских пехотинцев красноречием. — Я посмотрел, и будь я проклят, если это не Клер Миллер. Это девушка, которую я когда-то представлял летчику Динксу Рэндэллу, погибшему потом при авиационной катастрофе. Они уже были помолвлены, и его гибель для Клер и для всех их друзей явилась большим ударом. Можешь себе представить... И я тебе, Зак, скажу, она сейчас еще красивее, чем была!
Я не перебивал Джимми, пока он не сказал:
— Я пригласил ее пообедать с нами на корабле.
— Когда?
Нетерпение, которое слышалось в моем голосе, показалось Бейну оправданным, и уже серьезным тоном он ответил:
— Если ты не возражаешь, завтра вечером.
На следующий день она появилась на корабле, когда я кончал свою вечернюю прогулку по офицерской палубе. Это была стройная молодая женщина, полная прелестного очарования, красивое лицо ее сияло умом. Ее движения отличались неповторимой грацией, а жесты — светской непринужденностью. Такой была Клер Миллер, приглашенная на крейсер «Рочестер» к обеду в обществе офицеров кают-компании. За обедом она сидела справа от меня, а Джимми Бейн — справа от нее и безуспешно старался вмешаться в нашу беседу. Скоро я понял, что Клер — личность исключительная и что я влюблен. Она рассказывала мне о богатом событиями пути, пройденном ею за последние семь лет. Я слушал ее как зачарованный. Клер оказалась и пионером, и ветераном американской авиации. Она прошла через годы военных испытаний, в течение которых наша авиация превратилась в важный инструмент американских вооруженных сил. Когда началась первая мировая война, Клер поехала в Вашингтон и поступила на службу в фотографический отдел войск связи американской армии. Здесь она заинтересовалась дешифрированием аэрофотоснимков. Мне было приятно услышать, что она рассматривала дешифрирование как одну из форм разведывательной работы, так как микроанализ аэрофотоснимков являлся лучшим способом обнаружения наземных целей.
Опыт, приобретенный Клер в аэрофотосъемке и дешифрировании, возбудил ее интерес к Панамскому каналу — одной из самых уязвимых для авиации целей, имеющей мировое значение. За обедом наш разговор приобрел чисто профессиональный характер; Клер принимала в нем активное участие, и это делало умную молодую женщину еще более прелестной, будь даже на моем месте человек не так как я, влюбленный покоренный ею с первого взгляда.
— А не кажется ли вам, — спросила Клер, — что Панамский канал — очень уязвимая цель для любого вражеского самолета, если он отважится на такой полет?
— Без сомнения, — ответил я с важным видом. — Конечно, шлюзы по обоим концам канала имеют предохранительные ворота, которые в случае необходимости могут быть закрыты. Но они сработают лишь в том случае, если повреждения, причиненные шлюзам, окажутся незначительными, так как ворота не рассчитаны на то, чтобы противостоять разрушительной силе авиабомб.
Мы единодушно решили, что необходимо что-то предпринять.
Как раз в то время, когда моя жизнь обогатилась любовью к Клер, мне пришлось вспомнить и о моей первой любви — разведке. На следующий день после нашей встречи с Клер я должен был отправиться по делам в город Панаму. Я шел по оживленной улице Авенида Сентраль, которая тянется через весь город, и вдруг заметил японца; он, как мне показалось, слишком поспешно отвернулся. На нем было штатское платье, и выглядел он не особенно элегантно. По тому, как сидело на нем штатское, я безошибочно угадал в японце морского офицера. Почти инстинктивно я изменил направление и пошел за ним, в то время как он ускорил шаги, явно пытаясь от меня оторваться. Выйдя на улицу Калле Карлос а Мендоза (она также тянется через весь город), он исчез в доме № 58.
Согласно полученным сведениям, на втором этаже дома находились служебные помещения так называемого профсоюза японских парикмахеров. Тогда мы не особенно интересовались японскими парикмахерами, скопившимися у зоны канала, но на этот раз они привлекли мое внимание. Проходя по Авенида Сентраль или Калле Карлос а Мендоза, я теперь заглядывал в эти маленькие салончики и всюду находил по четыре-пять свободных мастеров, которые безмятежно сидели в креслах в ожидании клиентов. Парикмахерских было такое обилие, что я попытался их сосчитать. Мне показалось, что в Панаме находилась целая армия парикмахеров. Особенно если учесть, что люди, нуждавшиеся в их услугах, встречались не так уж часто. В одном из салонов я как-то заметил сидевшего в кресле американского моряка. Я остановился, чтобы немного понаблюдать за происходящим, и увидел, что мастер сбросил с себя равнодушие и вовлек своего клиента в оживленную беседу, следуя обычаю, принятому у брадобреев всего мира.
В противоположность севильскому цирюльнику эти японские «фигаро» занимались куда более серьезными делами, чем бороды или сводничество. Уже после беглого ознакомления для меня стало совершенно очевидным довольно странное положение, заключавшееся в том, что парикмахерские салоны являлись передовыми постами японской разведки. Японцы и другие иностранцы в «запретную зону» не допускались, однако никто не препятствовал им черпать ценную информацию среди матросов и представителей малых национальностей, которые регулярно пересекали границу зоны, направляясь в Панаму.
Мои попытки выяснить, чем занимался японец, «ушедший» от меня на улице Авенида Сентраль, остались безуспешными. Все, что мне удалось узнать, заключалось в том, что он был японским коммерсантом по имени Тэцуо Мацуока, находился в Панаме проездом и совершал поездку по паспорту, полученному законным порядком в Токио несколько месяцев назад. Больше я его никогда не встречал.
Встретив Клер, я рассказал ей об этом случае, и она выслушала описание моих странных открытий с жадным любопытством. С этого времени, часто прогуливаясь по Авенида Сентраль и Калле Карлос а Мендоза и наблюдая за происходящим в парикмахерских, мы видели, что салоны посещались японцами, по-видимому не нуждавшимися в услугах парикмахера. Случалось, что такие визиты наносились и представителями других национальных меньшинств. Большинство этих людей не являлись клиентами, так как они обычно сразу же проходили в заднее помещение и покидали парикмахерскую через несколько минут.
Клер обратила мое внимание на то, что в парикмахерских бездельничало слишком много мастеров и им приходилось делить между собой малочисленную клиентуру. Их многочисленность была, очевидно, формой камуфляжа. Если в заведении сидят четыре или пять мастеров, никто не заметит, что один или два из них отправились с разведывательным заданием, или занимаются сбором информации, или же работают в качестве связных. Нами было установлено, что частым гостем в доме № 58 по Калле Карлос а Мендоза являлся японский консул, регулярно посещавший собрания упомянутой ассоциации парикмахеров, по составу целиком японской. Характерной чертой этой «Авеню шпионажа» было также необыкновенно большое число зубных врачей-японцев. По-видимому, они тоже действовали в качестве содержателей конспиративных квартир, ибо трудно проследить, с зубной болью или с сообщением для передачи в Токио идет посетитель на прием к такому дантисту.
Странное чувство вызывало зрелище этих предвестников войны, появившихся среди покоя и мира. Война с Японией казалась совершенно невероятной, и наше руководство, очевидно, не было обеспокоено появлением японских агентов. Находясь в пределах «запретной зоны» под охраной достаточных сил военной полиции, оно чувствовало себя в полной безопасности.
Позже я узнал, что зона канала всегда занимала важное место в планах японцев, направленных против Соединенных Штатов. Из документа, составленного штабным офицером немецких ВВС фон Бюловом, мы с достоверностью установили, что вопрос о нападении на канал подвергался серьезному обсуждению. Это должно было бы послужить началом агрессивной войны против Америки. В вопросах шпионажа каналу в то время отдавалось преимущество по сравнению с Западным побережьем и Пирл-Харбором, а огромное число агентов, находившихся в Панаме, свидетельствовало о той важности, которую японская разведка придавала этому пункту Центральной Америки. Когда я думаю о большой работе, проделанной японцами без всякой пользы в зоне канала, я никак не могу понять, почему они не попытались нарушить наше судоходство по Панамскому каналу, подобно тому, как это сделали немцы в отношении Суэцкого канала, хотя последние и не проводили такой тщательной подготовки. Очевидно, этот вопрос решался в высших сферах. Будущий театр военных действий был определен настолько точно, что японская разведка ставила себе задачей начать секретную войну против Соединенных Штатов уже в 1925 году, когда я впервые имел возможность наблюдать японскую разведку за работой.