Хотя он командовал крейсерами и прослужил определенный срок в штабе, он поддерживал тесную связь с офицерами японской военно-морской авиации в течение всей своей службы. В Соединенных Штатах он также занимался проблемами организации взаимодействия авиации и военно-морского флота на самом высшем оперативном уровне. Когда он впервые прибыл в Вашингтон, я просмотрел его биографию, составленную в течение многих лет военно-морской разведкой. Он родился 4 апреля 1884 года в городе Нагаока в префектуре Сага и был шестым сыном Тэйкити Такано, вероятно приемным — обычай усыновления был широко распространен в Японии. Он поступил в военно-морскую школу в 1901 году и закончил ее в 1904 году. К 1915 году он уже капитан 3 ранга и помощник министра военно-морского флота. Он несколько лет провел в Соединенных Штатах и Англии, изучая английский язык, как и я в свое время изучал японский, и теперь бегло говорил по-английски. В его биографии он характеризовался, как «исключительно способный, энергичный и сообразительный человек». Мне не пришлось долго ждать, чтобы получить подтверждение точности этих выводов.
Однажды вечером, когда я возвратился домой после напряженной дневной работы, моя жена встретила меня сообщением, из которого я понял, что за мной увязалась большая рыба. После того как мелкая рыбешка не смогла узнать характер моих обязанностей, а интерес японцев ко мне усилился еще и потому, что они не могли связаться со мной по рабочему телефону, Ямамото пришел ко мне домой и долго говорил с моей женой. Он пригласил меня к себе на квартиру, которая в то время служила ему и местом работы. Хотя он был женат и имел дочь, он оставил семью в Токио и принимал своих гостей без хозяйки. Он не прибегал к методам своих предшественников, которые в разведывательных целях использовали женщин. На приемах у Ямамото женщин обычно не было. Гостям подавалось ограниченное количество спиртного. Он всегда предлагал сыграть в карты, чему отдавался с полным самозабвением, играл он с большим искусством. На вечеринке, куда он меня пригласил, присутствовали только мужчины; они, как обычно, играли в карты. Покер был его любимой игрой, и он играл с невоздержанной и неприкрытой решительностью, как будто хотел разгромить нас в карточной игре, прежде чем нанесет нам поражение в войне. Я знал, что он чемпион игры в го (японские шахматы) среди личного состава японского флота и неизменный победитель в покере. Мои товарищи по учебе не без сожаления могут подтвердить, что я сам был неплохим игроком в покер. В этой игре, предоставляющей достаточно времени и возможности для изучения характера, я особенно интересовался реакцией Ямамото на старание обыграть его. В отличие от большинства японцев, которые чувствуют себя растерянными и униженными, когда проигрывают даже в безвредной карточной игре, Ямамото высоко ценил мои попытки выиграть у него. Я увидел в нем человека, любящего идти в бой с поднятым забралом.
Когда я вошел в его апартаменты, я встретил того же самого коренастого чернобрового человека, что и несколько лет тому назад. Он носил коротко стриженные волосы, улыбался широко, но довольно снисходительно. Агрессивная натура чувствовалась даже в его улыбке. Почти сразу же подали коктейли и обед — смесь японских и европейских блюд. Было ясно, что он любил свою игру — эту комбинацию разведки и карт, ибо едва окончился обед, как стол очистили и приготовили для игры в покер. Хозяин пригласил нас доставить ему удовольствие игрой в карты. Он вскоре стал пересыпать свои ставки и картежные хитрости едва прикрытыми вопросами явно военно-морского характера.
Во время наших последующих встреч он пытался объединить два своих любимых занятия, и мне потребовалось призвать на помощь всю свою энергию, чтобы победить его в обеих играх. Ямамото имел всего лишь три пальца на правой руке — последствие взрыва на борту корабля во время Цусимского сражения в то время, когда он, будучи еще лейтенантом, служил при адмирале Того на флагманском корабле «Микаса». Меня развлекало то, как он с необычным проворством проделывал с картами различные манипуляции своими тремя пальцами правой руки. Я чувствовал, что он гордился своим трюкачеством, как фокусник; он громко смеялся, когда мы награждали его мастерство комплиментами.
Не довольствуясь легкими победами, он приглашал в свой дом людей, которые представляли собой сильных противников как в области разведки, так и в игре в покер. Я не знаю, как много он мог узнать от нас, но я хорошо знаю, что мы часто обыгрывали его в покер и немало от него узнавали, в том числе и об его идеях в отношении военно-морской стратегии. Именно во время этих встреч я впервые составил представление о том, в каком направлении будет развиваться военно-морской флот Японии. Авианосец — комбинация морской и воздушной мощи — все время витал перед глазами Ямамото.
Он занимался почти исключительно оперативными вопросами, и это могло вызвать у нас интерес к людям, которым он доверил тактическую разведку, если бы мы не следили за деятельностью многих его подчиненных. Не так уж трудно было определить, кому из своих агентов Ямамото поручил заниматься выполнением этой задачи. Вскоре после войны, когда Япония приступила к осуществлению своей программы строительства военно-морского флота, в Нью-Йорке открылись японские конторы по закупке новых чертежей, патентов и производственных лицензий наших заводов с тем, чтобы ускорить японскую строительную программу путем приобретения американских изобретений на открытом рынке. Эти закупочные комиссии обычно приобретали по одному образцу изобретений, будь то самолет, дальномер или прибор по управлению огнем. Эта бережливость при закупках привлекла мое внимание, и я лично пытался убедить наших промышленников воздерживаться от продажи только одной штуки всех видов изобретений.
— Если хотите продавать, — говорил я им, — делайте так, чтобы они платили как можно больше за каждое изобретение. Поставьте условие, что они должны покупать сто штук каждого вида изобретений или им совсем ничего не продадут.
Однако вряд ли я убедил наших промышленников в мудрости осуществления контроля над японской техникой путем выкачивания их ограниченных фондов. Даже перед самым началом тихоокеанской войны они проявляли свою корыстную заинтересованность в продаже японцам по одной штуке всех своих изобретений, включая наши последние модели самолетов, которые вскоре под японской маркой действовали против нас.
Отказ Ямамото от тактической разведки увеличил, по моим заключениям, потенциальное значение японских торговых агентов в Нью-Йорке. Проявив интерес к делам японцев, мы раскрыли ряд других организаций и учреждений, занимающихся деятельностью подобного характера: управление армейского инспектора, информационное бюро по шелку и японское туристическое бюро. Наша военно-морская разведка следила за деятельностью этих учреждений и знала о многом, что в них происходило. На самом деле, когда я впервые стал говорить о них в нашем управлении, мне сказали, что наше высшее командование разрабатывало планы, направленные на закрытие этих учреждений, как очагов японского шпионажа. Такое предложение изумило и обеспокоило меня, и я попросил разрешения обсудить этот вопрос с высшим начальством.
— Эти япошки думают, что они могут делать все, что им угодно, — сказал мне один высший офицер. — Они используют эти учреждения, которые являются не только конспиративными квартирами и почтовыми ящиками (через которые различные агенты посылают свои донесения), но служат и центрами технической разведывательной деятельности.