Решение начать войну против США было принято в результате событий в Европе, которые показались благоприятными изобретательному Ямамото. Но 1939 год был далеко не благоприятным для японцев. В то время как Германия в результате ряда бескровных побед безостановочно продвигалась, оккупировала всю Чехословакию и закабалила Венгрию, Болгарию и Румынию, Япония завязла в Китае и была напугана действиями русских в пограничном конфликте 1938 года, который закончился совсем по-другому, чем подобное столкновение в 1937 году, создавшее у японцев неправильное представление, будто русские не решатся воевать. На сей раз столкновение закончилось, по мнению адмирала Ямамото, постыдным поражением японских агрессоров: они получили щелчок по носу на дипломатическом поприще, и многочисленные затруднения, возникшие внутри страны, устранить не представлялось возможным. Как раз в это время и был заключен Русско-Германский договор от 23 августа 1939 года, как громом поразивший ничего не подозревавших заговорщиков из Токио. Этот странный союз, заключенный на десять лет и нарушенный через два года, захватил японцев врасплох. Гитлер отказался поделиться своим секретом даже с единомышленниками в Японии, включая вездесущего генерала Осима, чья страстная любовь к Гитлеру не вполне разделялась фюрером. В Токио царили возмущение и неразбериха. В Берлин посылались телеграммы, обвинявшие сотрудников посольства в халатном отношении к работе и неудаче, но Осима и его подручные не были виноваты, так как их самих немцы поставили перед совершившимся фактом.
Однако в результате подписания Русско-Германского договора для Японии, как и для Германии, сложилась совершенно новая обстановка. Рейху договор обеспечивал безопасность восточных границ, а Япония теперь могла не опасаться войны с Советским Союзом, так как Россия оказалась в союзе с Германией. Таким образом, Япония почувствовала, что теперь она может начать войну против США и Великобритании, которая согласно меморандуму Танака была необходима, но считалась рискованной[141].
Настало время адмиралу Исороку Ямамото занять место у руля. Он оставил штабную работу в военно-морском флоте и принял командование 1-м флотом, подняв свой флаг на линкоре «Нагато». Присоединив 2-й флот к 1-му, адмирал объединил все линкоры, крейсеры и авианосцы двух флотов в мощную ударную силу для нанесения первого удара по морскому могуществу Соединенных Штатов.
В то время как Ямамото принял командование флотом, я сменил свою работу начальника морского округа на должность командира тяжелого крейсера. Перед отъездом из Сан-Диего я решил провести очень большую и ответственную работу: мы начали проверку адресов всех лиц, занесенных в списки подозрительных — всего около пяти тысяч человек. В этой огромной работе (в то время она являлась единственной всесторонней проверкой подозрительных лиц, проводимой в Соединенных Штатах) нам помогал известный и энергичный представитель исполнительной власти в Калифорнии шериф Юджин У. Бискайлуз из округа Лос-Анжелес, в котором проживало наибольшее количество подозрительных лиц.
Офицер запаса ВМС Соединенных Штатов Бискайлуз был полон энтузиазма и обладал всеми качествами для выполнения оперативной работы. «Вы отдавайте приказания, — говорил он мне, — а я буду их выполнять». Такое же желание сотрудничать я встретил на всем побережье, что значительно облегчило мою работу. Мы могли выделить большую группу надежных людей, которые бы обезвредили всех подозрительных лиц в случае крайней необходимости. Важность той помощи, которую я получил от шерифа, можно полностью оценить, если вспомнить, что в то время больше половины всех авиазаводов страны находилось в моем округе. На военно-морском флоте лежала большая ответственность, и он должен был проделать огромную работу, порой несмотря на оппозицию, порожденную самоуспокоенностью, оппозицию, которая все еще мешала многим из нас. Вспоминают, как я однажды отправился к Руби Флиту, главе Консолидейтид эйркрафт компани, и сказал ему, что пора на его предприятии выдать рабочим удостоверения личности с фотографиями и что следует увеличить число охранников. Ответ Флита, хоть Флит и не имел в виду ничего плохого, оставлял желать лучшего.
— Но, — сказал он, — это будет стоить слишком дорого.
Я настаивал на своем весьма решительно и выразил желание поговорить с начальником отдела кадров.
— Пожалуй, вы правы, — согласился со мной Флит. — Ну что ж, делайте все, что вам покажется необходимым.
В моей «лебединой песне» — законченном и проверенном списке подозрительных лиц, посланном начальнику военно-морской разведки, — я рекомендовал составить во всех других округах такие же списки, причем как можно быстрее. Мою рекомендацию приняли, и на основе составленных списков все подозрительные лица были быстро задержаны, когда сообщение о событиях 7 декабря 1941 года облетело страну.
В то время, когда я собирался передать свои дела офицеру, сменившему меня, произошел инцидент, значительный по своим размерам; я очень заинтересовался им. Надежный осведомитель сообщил в мое учреждение, что японский агент, занимавший одно из первых мест в нашем списке подозрительных лиц, по своей оплошности выдал заговор, имевший огромное значение для того времени. По словам этого агента, японцы хотели совершить диверсию при помощи смертников, чтобы уменьшить наш флот на четыре линкора и тем самым установить накануне войны более или менее равное соотношение сил обоих флотов. Из слов агента было ясно, что заговор замышлялся как действие нескольких человек, дошедших до исступления, за действия которых японское правительство собиралось принести извинения, но уже после того, как США потеряют четыре линкора.
Неосторожный агент выболтал о заговоре в припадке эмоциональной бравады. Взбешенный тем, что департамент иммиграции внезапно закрыл мексиканскую границу в Тиа Хуана, он заявил: «Японцы скоро откроют границу и будут держать ее открытой». По его словам, на следующий день, то есть 17 октября 1940 года, японский авиаотряд из двенадцати самолетов, управляемых летчиками-смертниками, неожиданно появится над американской военно-морской базой, где согласно информации стояли на якоре четыре американских линейных корабля. Самолеты прилетят звеньями по три в каждом; четыре самолета, по одному от каждого звена, спикируют и врежутся каждый в намеченный для него корабль; в это время остальные, сбросив бомбы, попытаются улететь. Это, кстати, явилось первым указанием на то, что японцы планировали использование летчиков-смертников — план, полностью выполненный в 1944—1945 гг., когда авиакорпус смертников начал боевые операции и нанес нам значительные потери.
Донесение подействовало на нас подобно электрическому току. Хоть нам в Сан-Диего заговор и казался фантастичным, тем не менее мы придерживались принципа: ко всякой информации относиться серьезно, чтобы никакая случайность не застала нас врасплох. Надежность осведомителя, который был опытным разведчиком, офицером запаса с хорошими связями, и видное положение японского агента в шпионской организации его страны придали донесению особое значение. Мы не знаем, как японцы планировали приблизиться к нашим кораблям: пошлют ли они небольшой переоборудованный под авианосец корабль или запустят самолеты со специальных подводных лодок. Нас предупредили 16 октября 1940 года, что атака планируется на следующий день.