Полную картину знали только Рахманов, его замы да Курбатов. Дежурная смена устроила пьянку и была усыплена пирожками с ядовитой начинкой. В результате халатности и разгильдяйства контрольно-надзорного состава изолятора, Суханова и Гулевич с помощью специально внедренных в изолятор преступников совершили побег через боковую дверь, ведущую в соседний переулок и служащую для нужд оперативной части. В камерах были убиты Людмила Левина по прозвищу Гамак и Султан Шамсоев по прозвищу Зафир. Причем остальные обитатели камер уверяют, что они ничего не видели. В комнате для свиданий обнаружена убитой старший лейтенант Жданкова. Все три трупа зверски изуродованы. И еще. Исполнял обязанности начальника СИЗО подполковник Сирош. Он принимал сообщницу преступников, прибывшую в СИЗО под видом правозащитницы. В отношении Сироша возбуждено уголовное дело по признакам халатности, повлекшей тяжкие последствия. Дело принял к своему производству старший следователь по особо важным делам Курбатов.
Глава одиннадцатая
Петровский против призрака
Мать решила, что в прачечную она больше ни ногой.
– И пусть, – решительно сказала она, вываливая на пол содержимое бельевого бака. – Хватит с меня. Никаких прачечных. Буду стирать в руки. Вон соседка из девятой в руки стирает, а у нее ногти, как у двадцатилетней. И я буду стирать. Обойдусь.
– Значит, опять как выходные, так паруса по всей квартире, – сказал Денис.
– Зато бомбу никто не подложит.
Она рассортировала белье, затем достала из-под раковины щетку и стала любовно вычищать углы наволочек.
– Так, может, и хлеб будем сами печь в печи? И пшеницу сеять? – предложил Денис. – Штаны и рубахи сами шить?
– Кстати, вот это твое, – мама сделал вид, что не расслышала. Она отодвинула ногой кучку денисовых трусов и носков. – Стирай сам. Хочешь – в прачечной, хочешь – к подружке своей отнеси, пусть тренируется.
Денис представил, как Вера стирает его белье. Н-н-д-а-а-а…
– А как насчет раздельного питания? – попытался отыграться он. – И кухня пополам? У каждого свой столик…
Но мать уже не слушала.
– Принеси-ка лучше порошок из кладовой, – она сунула ему в руки пластмассовую миску.
Вторую половину воскресного дня Денис проторчал в прачечной где-то на самой тиходонской окраине, куда ходит всего один маршрут троллейбуса. Выстирал все свои трусы, носки, рубашки и даже брюки. Прочел толстую пачку газет. Ошпарил ладонь на горячем прессе. И где-то в восьмом часу вечера, уже дома, когда он раскладывал по полкам шкафа чистое белье, вдруг откуда ни возьмись явился старина Холмс.
Денис застыл перед открытой дверцей шкафа, глядя на стопку аккуратно сложенного белья. Ну, белье. И что тут такого? Холмс намекнул еще раз.
Тогда Денис понял.
Шесть пар трусов, четыре футболки – любимая черная на каждый день и три из плотного трикотажа, используемые вместо ночной пижамы. Связанные в узелки по парам носки – тоже шесть. На верхней полке две пары турецких джинсов «мотор», свитер и пуловер. Рядом висят на «плечиках» белая и серая сорочки, две пары брюк и пиджак. Гардероб небогатый, прямо скажем. Денис закрыл шкаф, сел за стол, пододвинул к себе пепельницу, раскопал там окурок подлиннее, раскурил его, положил на край и тут же забыл.
Дело в том, что при обыске в комнате у Синицына не оказалось даже пары драных носков, не говоря уже о рубашках и костюмах. На это никто не обратил внимания, включая самого товарища Петровского, олуха царя небесного. Подумаешь! Мало ли чего там нет, какая разница. Обращали внимание лишь на то, что там есть, или на то, что хотелось бы там увидеть. Большой кинжал, к примеру. Заточку. А трусы-носки какие-то… Да болт на них положили.
На следующее утро Денис был в общежитии. Народу немного – рабочий день на заводе начинается в десять минут восьмого. На втором этаже отыскал мамашу с маленькой девочкой на руках, на четвертом поднял мужика с жестокого бодуна, в их присутствии снял печать с двери Синицынской комнаты. Обыскал еще раз. Одежды ровным счетом никакой. Ни куртки, ни свитера, ни носков, ни трусов. Денис убрал с кровати матрас, под ним на металлической сетке лежал смятый галстук. Все. Похоже, никакой другой одежды Синицын в доме не держал. Может, сдавал в прачечную? Холостяцкая недельная ротация? Проверим, конечно. Но маловероятно. Поскольку верхней одежды тоже нет, и обуви на смену, и посуда – только та, что стояла на столе в день убийства: два стакана, блюдце, две вилки… Можно, конечно, изо дня в день, неделями, месяцами, таскать на себе заскорузлые носки и майку, ходить круглый год в демисезоне, есть суп вилкой из блюдца… Но Синицын, судя по описаниям, на такого не похож. Украли? Носки, майку, тарелки… А деньги в бумажнике оставили нетронутыми?