В наши дни презрительное выражение «hocus pocus» — фокус-покус стало синонимом не имеющего смысла волшебства. Однако произошло от искаженной латинской фразы «hoc est corpus meum», означающей «это тело мое», — слов, лежащих в основе службы христианской евхаристии, или святого причастия. Латинская месса была, собственно говоря, спроецированной формой алхимии, установленной раннехристианской церковью. В ходе богослужения паствой психологически проводилась мистическая трансформация материи, которая представлялась метаморфозой Тела и Крови Христа — Человека в духовную эссенцию воскресшего Бога, что достигается через самопознание и страдание.
Так же, как китайские священные писания и учения на протяжении веков подвергались многочисленным ложным толкованиям, вокруг христианской Библии развивались сходные предрассудки. Большинство постулатов общественной морали взяты из этого источника, причем зачастую положения, выраженные ее таинственным языком, воспринимались слишком буквально, а ключевые отрывки искажались в прочтении. Но когда библейские тексты интерпретируются в символическом ключе, открывается ее глубинный смысл.
Разделение «света» и «тьмы» вместе с дифференциацией всех частей вселенной выступает самым первым событием в формировании мира как в даосизме, так и в иудаистско-христианской традиции, что и отражено в библии. Например, в «Книге Бытия» первые пять стихов информируют нас о том, что «В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день первый».
Сравните это описание с тем, как это преподносят даосы, о чем уже упоминалось выше: хаос материи приводит к разделению противоположностей, после чего может проводиться все последующее творение.
Если внимательнее обдумать в библейский текст, то он отстаивает сходную с концепцией даосизма точку зрения на сотворение мира. Бытие, в переводе genesis, можно интерпретировать как «начало» или «рождение», то, что явно проступает в обеих традициях, ведь оно кладет в основу всего источник, от которого берет начало все сущее. Принцип сотворения рассматривается как создание чего-то из ничего, неважно, какие тут даются названия: пустота ли это, из которой созидается небо и земля, или это У Чи, т. е. «ничто и нечто вокруг него». Свет и тьма, день и ночь отражают инь и ян. Дальнейшие шесть дней в библейской истории о сотворении мира параллельны образам инь и ян, которые согласно даосскому учению превращаются в десять тысяч вещей. В написанных на иврите оригинальных текстах Торы, так называемого «Пятикнижия Моисея», символизм архетипов настолько глубок, что из них развивается впоследствии основанная на числах наука, чтобы передать заключенный в этих книгах смысл. Наука известна как гематрия, представляющая собой фундамент, на котором возникла современная нумерология.
Традиционно считается, что Библия — «Слово Самого Бога». Отчего так, становится понятно, если мы примем во внимание, что древнеанглийское God произошло от древнего норвежского Goth и древнего ирландского Guth. Оба слова переводятся как «голос» (в современном английском: guttural — гортанный, горловой). Возможно, Библия была навеяна «внутренним голосом» подсознания.
Вообще говоря, если мы обратим свежий взгляд на религиозные традиции, которые восприняли принцип противоположностей, то скорее поймем архетипичную основу всех этих, казалось бы, таких разных культур. Принимая тот факт, что конеч ным источником является коллективное подсознание, мы придем к выводу, что цивилизация интерпретировала закон гармоничного сосуществования противоположностей в контексте своего языка и своей культуры. Такой подход Юнга к текстам и традициям доказывает, что на глубоком уровне все мифы о сотворении мира и научные традиции родственны.
Карл Юнг в одиночку основал свою эмпирическую науку о коллективном подсознании, до того как в 1912 году возникли его разногласия с Зигмундом Фрейдом, и произошел их разрыв. Последней каплей в чаше терпения было упорство Фрейда, который настаивал на догматической интерпретации подсознания и снов. Он был убежден, что сны представляли только ту часть содержания сознания, что подавлялась всеми видами сексуальных табу, и провоцировались они травмами, связанными с этими табу. Юнг полагал такой подход слишком прямолинейным. Он понимал, что сны, видения и предчувствия, будучи источником и вдохновителем сознания, могли работать и автономно. То, что Фрейд называл подсознанием, Юнг обозначил термином «личного неосознанного», а более глубокий объективный оплот архетипов представлял как коллективное подсознание.