— Отойдите отсюда, Уотсон! — рявкнул Холмс.
Финли решил сыграть роль миротворца и развести сердитых джентльменов, но Холмс отшвырнул его. Шотландец налетел на Уотсона, который оттолкнул его назад. Отчаянно гримасничая и стараясь удержаться на ногах, Финли вцепился костлявыми руками Холмсу в горло. Доктор Уотсон хотел схватить его за ногу и оттащить в сторону, но смог только поймать его за штаны.
Мне оставалось только качать головой, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Я опытный профессионал и сразу понял, что ситуация складывается критическая. Конечно, профессиональному полисмену ничего не стоит управиться с подчиненными, но штатские всегда думают, что могут во всем разобраться без всякой тренировки. Короче говоря, доктор дернул Финли за штанину и разорвал ему брюки пополам.
— Вы мне штаны порвали! — заорал шотландец. Казалось, крик вырвался у него откуда-то из самого желудка.
— Иду на помощь, Финл! — крикнул верный Кеннеди и загромыхал вниз по лестнице с явно угрожающими намерениями.
— Берегитесь, старина! — крикнул Холмс, завидев ирландского амбала.
Бросив Финли, они расступились в разные стороны. Но Кеннеди уже не мог остановиться, споткнулся о своего помощника и с ужасающим грохотом прошиб, словно валун, закрытую дверь, оставив в ней дыру шириной с его плечи и приземлившись в толпе снаружи. Сила удара была такова, что человек двадцать со стонами покатились в уличную грязь. Те, кто удержались на ногах, стали звать полицию.
Когда я подошел к Холмсу и Уотсону, заглядывающим в дыру, великий сыщик хладнокровно заметил:
— В наши дни чертовски трудно раздобыть хороших грузчиков. Вы со мной согласны, Уотсон?
Финли усмотрел в ситуации удобную возможность для нападения сзади. К счастью, он запутался в рваных брюках и упал лицом вниз. Но Холмс решил, что с него довольно, и я не мог с ним не согласиться.
— Раз-два взяли, а? — обратился он к Уотсону. Доктор улыбнулся и распахнул дверь настежь.
Я шагнул в сторону, когда они подняли Финли за руки и за ноги, качнули его несколько раз и швырнули как есть, в разорванных штанах прямиком в толпу рядом с Кеннеди. В этот момент застучали полицейские дубинки и послышались свистки бравых защитников жителей Лондона, откликнувшихся на призыв о помощи.
Холмс и Уотсон посмотрели друг на друга, улыбнулись и понимающе кивнули.
Полиция появилась в тот момент, когда Кеннеди помогал Финли подтягивать рваные брюки. При этом шотландец орал благим матом и дрыгался как заяц, так что Кеннеди пришлось нелегко.
Неудивительно, что полицейские тут же схватили Кеннеди, но Финли бросился на помощь товарищу с шотландским боевым кличем, изрядно ошарашив служителей закона. Несмотря на отчаянное сопротивление, обоих окрутили, запихнули в фургон и увезли.
Вернувшись в дом, мы поднялись на второй этаж и попытались помочь миссис Хадсон. Холмс уселся на крутящийся табурет для игры на фортепиано, который принес снизу, и начал успокаивать свою квартирную хозяйку, которая подметала пол шваброй, что-то сердито бормоча. Когда Холмс заметил, что инструмент, по крайней мере, удалось поднять наверх, она бросила на него грозный взгляд и свирепо замахала шваброй. Не видя от злости ничего вокруг себя, бедная женщина наткнулась на Холмса и плюхнулась ему прямо на колени, словно какая-нибудь шлюшка из дансинга. Не удержавшись на месте приземления, она пролетела по воздуху добрые шесть футов (готов поклясться в этом перед судом!), мимолетом сбила с ног Уотсона и стукнулась о дверь в комнату Холмса с такой силой, что дверь открылась, и миссис Хадсон ударилась о стол, заваленный бумагами, трубками, табачными кисетами, ножами, револьверами и реактивами для химических опытов, смахнув всю эту коллекцию на пол.
Холмс устремился на помощь старухе, но остановился, глядя на нее. Волосы миссис Хадсон были всклокоченными, одежда — мятой и грязной. Даже „великий сыщик“ с Бейкер-стрит почувствовал, что к ней надо приближаться, соблюдая осторожность. Понимая, что должен помочь пожилой женщине, Холмс наконец попытался поднять ее с пола, но рука миссис Хадсон внезапно выскользнула из его вспотевших пальцев. Потеряв равновесие, Холмс отлетел назад и ударился головой о большое зеркало, оставив на нем трещину, а миссис Хадсон вновь свалилась в груду химикалий, табака, пороха и прочего хлама.
В результате этого потока неприятностей миссис Хадсон лишилась способности связно выражать свои мысли. Она походила на птицу, пытающуюся снести яйцо слишком большого размера. Хотя я был вооружен, но опасался к ней приближаться и предпочел наблюдать, стоя за пределами комнаты.
В бешенстве пытаясь найти способ разрядить свои чувства, миссис Хадсон схватила таз с водой и выплеснула ее на Холмса. Тот пригнулся, и холодная вода угодила в лицо подошедшему Уотсону. Холмс громко расхохотался, что, как мне показалось, абсолютно не подобало джентльмену.
— Ха-ха-ха! Видели бы вы себя, старина!
Уотсон также, казалось, не вполне отдавал себе отчет в своих действиях. Подойдя к мистеру Холмсу, он с силой ударил его ногой в правую лодыжку. Несколько секунд Холмс прыгал на одной ноге, потом, словно боевой петух, быстро забежал Уотсону в тыл и что было силы пнул его в зад. После этого Холмс и Уотсон стали пинать друг друга на полном серьезе. На это стоило посмотреть! В таких обстоятельствах я бы поставил деньги на ветерана войны вроде доктора, однако Холмс ловко увертывался, громко выкрикивая подозрительные французские словечки, и, как истый лягушатник, лупил беднягу Уотсона по самым чувствительным местам. По-моему, это яркое подтверждение того, что я всегда говорил о людях, время от времени непременно обнаруживающих свою истинную сущность, но я слишком вежлив, чтобы повторять это тогда или теперь.
Должен с сожалением признать, что Уотсону не везло. Чувствуя близкое поражение, он внезапно схватил с подставки большую свечу и огрел ею Холмса по голове. Съежившись от сильного удара и пятясь задом, Холмс оказался на площадке и… налетел спиной на фортепиано. Оно удержало его от дальнейшего отступления, но подкатилось к краю лестницы и поехало вниз.
Все, не исключая меня, разразились воплями, когда фортепиано скатилось со ступенек и ударилось в закрытую дверь. Несокрушимая сила встретила непреодолимое препятствие — в результате и дверь, и злополучный инструмент разлетелись на миллион обломков…
Воцарилось молчание. Мы все сознавали, что произошло непоправимое.
Внезапно миссис Хадсон издала душераздирающий вопль и побежала вниз. Послышался стук горшков и кастрюль и звук бьющегося стекла. Мы устремились вниз, узнать, что произошло, но Холмс и Уотсон так старались оказаться первыми, что, толкая друг друга, оступились и покатились по ступенькам, разнеся по пути перила в щепки.
Шум усилился, миссис Хадсон выкрикивала слова, способные вогнать в краску даже пьяного матроса. Когда Холмс и Уотсон остановились перед дверью, ведущей на кухню, все звуки прекратились и наступила зловещая тишина.
Двое мужчин посмотрели сначала друг на друга, потом в зияющую темноту дверного проема и боязливо отступили на несколько шагов. Я держался на заднем плане, не желая выходить из роли стороннего наблюдателя. Уотсон ткнул Холмса в плечо и указал ему на дверь, но храбрый сыщик решительно покачал головой. Тогда Уотсон подтолкнул его. Холмс неуверенно подошел к двери и начал спускаться по лестнице, когда мимо его головы просвистело яйцо, а следом за ним с диким ревом появилась разъяренная миссис Хадсон.
Яйца полетели одно за другим. Холмс и Уотсон пустились бежать, толкая друг друга. Я прижался к стене, когда старуха промчалась мимо, держа горшок, полный яиц. Выбежав из дома и рассеяв толпу, двое мужчин побежали по Бейкер-стрит с такой скоростью, как будто им грозила смертельная опасность. На головах у них все еще красовались шляпы, что придавало им особенно нелепый вид. Миссис Хадсон преследовала сыщика и его биографа, словно мстительная валькирия.
Не знаю, как далеко они убежали и вернулись ли домой, а также кто расчистил весь бедлам в доме миссис Хадсон, так как я едва не лопнул от смеха.
Вернувшись домой, я сразу же взялся за перо и бумагу и записал все происшедшее, покуда оно было свежо в моей памяти. Я вижу свой долг в том, чтобы представить всему миру истинный облик знаменитого мистера Холмса.