Чачко удивленно пошевелился. Шубин пригнул его ниже к земле. Но он и сам не ожидал, что подводная лодка так велика.
— Наконец-то! — сказали на «Летучем Голландце». — Вот и господин советник!
Стуча движком, между берегом и подводной лодкой прошла моторка. У борта ее стоял человек в штатском.
Он торопливо прыгнул на палубу лодки.
Неразборчивые оправдания.
Ворчливый тонкий голос:
— Прошу в люк! Вас ждут внизу!
Медленно раздвигая туман, который, свиваясь кольцами, стлался по воде, подводная лодка отошла от острова.
Шубин в волнении приподнялся. Куда она повернет: направо или налево?
Ведь створные знаки раздвинуты. Ловушка поджидает добычу!
Если подводная лодка повернет налево, чтобы лечь на створ…
Она повернула налево.
3
Низко пригибаясь к земле, Шубин и Шурка перебежали полянку, кубарем скатились на палубу катера.
— Заводи моторы!
Катер отскочил от берега, развернулся.
Некоторое время он шел малым ходом, соблюдая скрытность, потом, зайдя за мыс, дал полный ход.
Только бы моторы не подвели! Выносите из беды, лошадки мои милые, э-эх, залетные!
Шурка выглянул из моторного отсека. Все мелькало, неслось в пенном вихре. Ветки дерева хлестнули по рубке.
И вдруг сразу стало очень светло и далеко видно вокруг.
Лучи прожекторов шагали над шхерами. Они приблизились к протоке и скрестились над подводной лодкой, которая билась в каменном капкане.
Шубин оглянулся только на мгновение.
Наши бы самолеты сюда! Но он не мог вызвать самолеты — рация: не работала.
И надо было спешить, спешить! Пяткам уже горячо в шхерах.
Он правильно рассчитал — под шумок легче уйти. В смятении и неразберихе береговая оборона этого участка так и не поняла, кто пронесся мимо. Трудно было вообще понять, что это такое: с развевающимися длинными полосами брезента, с сосновыми ветками, торчащими из люков, с охапкой валежника, прикрывающей турель пулемета!
Да и внимание привлечено к тому, что творится на середине протоки — у подводной каменной гряды. На помощь к лодке уже спешат буксиры, которые оказались поблизости. Надрывно воют сирены.
Шубин вильнул в сторону, промчался по лесистому коридору, еще раз повернул.
С берега дали неуверенную очередь. Боцман не ответил. Строго-настрого приказано не отвечать!
И это было умно. Это тоже сбивало с толку.
Несуразный катер, чуть не до киля закутанный в брезент, похожий на серо-зеленое облако, благополучно проскочил почти до опушки шхер.
Но здесь, уже на выходе, огненная завеса опустилась перед ним.
Фашистские артиллеристы стряхнули с себя наконец предутренний сладкий сон. По всем постам трезвонили телефоны. Наблюдатели как бы передавали «из рук в руки» этот сумасшедший, идущий на предельной скорости торпедный катер.
Гул моторов приближается. Внимание! Вот он — бурун! Залп! Залп!
Катер мчался, не убавляя хода, не отвечая на выстрелы.
Голова трещала, разламывалась на куски от лопающихся разрывов. Снаряд! Лавина воды обрушилась на палубу. Всплеск опадает за кормой.
Внезапно катер сбавил ход.
Механик доложил Шубину, что осколок снаряда попал в моторный отсек. В труднодоступном месте пробит Трубопровод. Обороты двигателя снижены.
Авария! И как раз тогда, когда фашистские артиллеристы начали пристреливаться!
Но Шубин не успел приказать ничего. Все сделалось само собой, без приказания. Мгновение — и катер опять набрал ход!
— Мотористы ликвидируют аварию своими средствами! — доложил механик.
Шубин кивнул, не спуская глаз с расширяющегося просвета впереди, между лесистыми берегами.
«Своими средствами…» Вот как это выглядело.
Скрежеща зубами от боли, Степаков по-медвежьи, грудью, навалился на отверстие, откуда только что хлестала горячая вода.
— Резину!
Юнга поспешно наложил на пробоину резиновый пласт, крепко прижал его. И лишь тогда Степаков со стоном отвалился от трубопровода.
— Не бросай!
Но Шурка и сам понимал, что нельзя бросать. Скорость! Нельзя сбавлять скорость!
Обеими руками он с силой прижимал резину к трубопроводу; фонтанчики, шипя, выбивались между пальцами. Боль пронизывала тело до самого сердца. Это была пытка, пытка! Но он терпел, не выпуская горячего резинового пласта, пока Дронин торопливо закреплял его. Сначала надо было протянуть проволоку вдоль трубопровода, потом старательно и аккуратно обмотать ее спиралью. На это требовалось время, как ни торопился Дронин.
Но вот наконец трубопровод забинтован.
— Все, Шурка, все!
Юнга выпустил резину из обожженных рук и упал ничком у мотора, потеряв сознание от боли.
Зато шхеры были уже за кормой. Катер быстро бежал на юг по утренней глади моря.
Юнга ничего не знал об этом. Он не очнулся, когда боцман смазывал и бинтовал его ожоги. Продолжал оставаться в беспамятстве и в то время, когда его вытаскивали из люка и осторожно укладывали на корму, в желоб для торпед.
— На сквознячке отойдет! — сказал Дронин. И в самом деле, обдаваемый холодными брызгами, юнга пришел в себя. Рядом натужно стонал Степаков.
Шурка приподнялся на локте и с тревогой оглянулся.
— Не клюнул бы нас жареный петух в темечко, — слабым голосом сказал он.
Это было выражение гвардии старшего лейтенанта. Понимать его следовало так: не бросили бы вдогонку авиацию!
Но уже приветливо распахивалась впереди бухта, где стояли наши катера…
4
Выслушав доклад Шубина, командир островной базы немедленно вызвал звено бомбардировщиков и послал их добить подводную лодку, севшую на камни.
Однако летчиков встретил в шхерах заградительный огонь такой плотности, что пришлось вернуться.
Через некоторое время попытку повторили. Одному из самолетов удалось прорваться к протоке. Она была пуста. Подводную лодку успели стащить с камней.
Команда шубинского катера очень горевала по этому поводу.
— Надо бы нам «зайчика» подальше отпихнуть! Хоть бы на полметра. Чтобы лодка плотней на камни села.
— Недоглядели ночью-то!
— Да, маху дали. Жаль!
А к вечеру прилетел из Кронштадта Рышков, заместитель начальника разведотдела флота. Он был порывистый, настырный и прямо-таки умаял Шубина расспросами. Весь разговор на палубе подводной лодки разведчик заставил восстановить по памяти — слово за словом. Шубин кряхтел, хмурился. Ведь разговор был почти бессвязный, состоял из каких-то обрывков.
— Да ты хорошо ли знаешь немецкий? — усомнился Рышков.
— Помилуйте, товарищ капитан второго ранга! В училище на кафедре иностранных языков дополнительно занимался.
— Ну, ну! Продолжай!
К удивлению Шубина, больше всего заинтересовало разведчика брошенное вскользь слово «Вува».
— Вува! Неужели? — процедил Рышков сквозь зубы, и лицо его стало еще более озабоченным.
— И я удивился, товарищ капитан второго ранга. Женское имя ни с того ни с сего приплели!
— Женское? Это ты с какой-нибудь Вавой спутал. Вува — новое секретное оружие, понял?
— Как?!
— Да, оружие. В геббельсовской печати его называют еще «клад Нибелунгов» или «заколдованный меч Зигфрида». А в обиходе запросто: «Вува», ласкательно-уменьшительное от «ди Вундерваффе».
— То есть чудесное, волшебное оружие?
— Вот именно. Сокращенно: Вува!
Что ж, вполне вероятно!
Фашисты могли снабдить подводную лодку доселе неизвестным секретным оружием и направить под Ленинград. Недаром командир ее заявил, что там, где появляется его «Летучий Голландец», война получает новый толчок.
Ленинград выстоял блокаду. Ни бомбы, ни снаряды, ни холод, ни голод не взяли его. Теперь немецко-фашистское командование для поднятия своего военного престижа готовилось к реваншу. Наносить удар удобнее всего было из района выборгских шхер.