Эрнст Кальтенбруннер, ставший шефом австрийской СС еще до присоединения Австрии к Германии в 1938 году, тесно сотрудничал с Гейдрихом.
После смерти Гейдриха 24 июня 1942 года Гиммлер постарался назначить его преемником человека, который не был бы столь опасен для него, как Гейдрих.
И выбор его пал на аутсайдера, шефа СС и полиции Вены Кальтенбруннера, хотя тот не имел никакой полицейской подготовки да и протекции и чьей-либо поддержки.
Молодой юрист из Линца только один раз привлек к себе внимание, когда в 1936 году в результате ареста всего нелегального руководства СС в Австрии оказался самым старшим по чину. Поэтому он автоматически стал несколько позже главой СС и полиции в так называемой Остмарке (Восточной Австрии), но пост этот был чисто номинальным и особого значения не имел. Вследствие этого назначение его главой организации, ставшей благодаря усилиям Гейдриха одной из самых важных в Третьем рейхе, оказалось полной неожиданностью для всех.
Вряд ли целесообразно, да и возможно, дать здесь окончательную оценку Кальтенбруннеру, хотя, без всякого сомнения, союзники сильно переоценили его влияние на судьбы Германии.
До вступления в эту должность у Кальтенбруннера не было никакого опыта политической работы, и он был вынужден опираться на помощь и советы своих сотрудников – Мюллера и Небе, начальников управлений соответственно гестапо и уголовной полиции. Пользуясь этим, те творили практически все, что хотели. Однако они были достаточно опытными и умными людьми, чтобы, получая его санкции на проведение наиболее важных и ответственных мероприятий, возлагать тем самым полную ответственность за них на него. Кальтенбруннер не проявлял большого интереса к выяснению деталей работы собственной организации, учитывая лишь то обстоятельство, что контроль за деятельностью внешней и внутренней разведывательных служб предоставляет ему возможность вмешательства в политические события большой важности. Хотя инструмент для этого и был в его руках, он не обладал достаточными знаниями и навыками, чтобы использовать его с наибольшей эффективностью. К тому же Шелленберг, опасавшийся, что у Кальтенбруннера может возникнуть желание избавиться от него, тяготел к Гиммлеру и использовал любую возможность для маневра между ними.
После сталинградской катастрофы у Кальтенбруннера не осталось иллюзий в отношении международного положения Германии и дальнейших перспектив. Доклады Шелленберга, беседы с подчиненными и информация друзей укрепили в нем убеждение, что достижение победы стало невозможным и что ведение переговоров с западными державами о заключении мира остается единственным выходом из создавшегося положения. Тем не менее, все попытки побудить его к решительным действиям в этом направлении ничего не дали: он продолжал оставаться пассивным, пребывая в состоянии летаргии.
Что же обусловило нерешительность Кальтенбруннера и не дало ему возможность поддержать всеми силами движение к миру, пока не стало слишком поздно? Причина этого, несомненно, лежала в его личной привязанности к Гитлеру. И дело заключалось не просто в его лояльном отношении к фюреру. Тот оказывал на Кальтенбруннера почти гипнотическое воздействие, подавляя его верой в собственные проницательность и предвидение. В результате этого Кальтенбруннер переставал верить самому себе и, когда ему говорили о необходимости прекращения войны любыми средствами и даже против воли Гитлера, продолжал колебаться из стороны в сторону. Лишь на последней фазе войны он понял четко, отбросив все сомнения, что Гитлер ведет Германию к неминуемой катастрофе, и стал прилагать усилия к достижению мира. Но было уже слишком поздно.
Очень редко личность исторического значения оценивается столь противоречиво, как это имеет место с эксцентричной фигурой адмирала Вильгельма Канариса, шефа немецкой военной разведки. За рубежом существовало широко распространенное мнение, что он не имел никакого отношения к преступлениям национал-социализма, будучи левым по своим убеждениям. Друзья предпочитали видеть в нем некоего духовного лидера оппозиционного гитлеризму движения и мученика, павшего в борьбе против нацистов. Некоторые немцы, не согласные ни с той, ни с другой оценкой, клеймят его как предателя своей родины, несущего определенную ответственность за поражение Германии в войне. Кто же из них прав, и какая из оценок является более справедливой?