Я потащил свое измученное тело в машину, надев дополнительную пару штанов и постелив на сиденье полотенце (ну, не было никакой нужды поганить кожаное кресло), и поехал. Десять минут спустя я сделал первую из четырех остановок на обочине автотрассы, изрядно повеселив обитателей пригорода, после чего прибыл на тренировочную базу в 10.40.
Я зашел в здание и прошел по коридору в комнату физиотерапевта. «Матерь божья, ты ужасно выглядишь», – сказал он, как только я ввалился в комнату и рухнул на один из массажных столов. Пришел доктор, взглянул на меня лишь раз, пощупал мой живот, а затем диагностировал у меня гастро-что-то-там. Как раз тогда тренер просунул голову в открытую дверь кабинета. «Болен?» – спросил он, выжидающе глядя на доктора. «Да, определенно болен», – подтвердил доктор. «Ага, – сказал тренер, и, повернувшись ко мне, продолжил: – Тогда тебе лучше лечь обратно в кровать, а не валяться тут. Ах да, кстати говоря, ты оштрафован на тысячу за опоздание сегодня утром». Я ничего не ответил.
Тогда я был довольно молод, но, когда взрослеешь, становишься одним из старших членов команды, все начинает меняться. Тренер может время от времени интересоваться твоим мнением, и с тех пор как я вошел в новую роль, то обнаружил, что мне сложно сказать тренеру то, о чем я действительно думаю.
В ходе процесса отбора претендентов на роль нового главного тренера в одном из моих клубов «верхи» попросили меня зайти к ним обсудить потенциальных кандидатов. Это крайне необычно, неудобно и неприятно для игрока – о чем я сразу же и сообщил. Представьте себя сидящим в одной комнате с советом директоров, которые просят вас озвучить мнение касательно вашего будущего босса: кончиться такое может только катастрофой. Я чувствовал, что все, что я скажу на каком-либо этапе этого процесса, скорее всего, станет достоянием нового тренера, равно как и других кандидатов. Так что даже те менеджеры, которых я совсем не любил, в итоге получали от меня только положительные отзывы.
Правда же в том, что новому тренеру в самую последнюю очередь хочется, чтобы процессом назначения руководили игроки, ибо эта скользкая дорожка неизбежно приведет к краху. Точно так же он не хочет отчуждения от подопечных еще до того, как получит назначение. Первая неделя нового менеджера проходит зачастую очень сдержанно. Ему пожимают руки, с ним обмениваются любезностями, пока он наблюдает за тренировкой со стороны, про себя отмечая какие-то особенности игры и поведения каждого футболиста.
Пара игроков может начать подлизываться к нему, но несмотря на то, что я становлюсь старше и все яснее пониманию, что этот человек ответственен за контракты игроков, я отказываюсь изменять своим моральным принципам. Однако время от времени я говорю с ним о футболе, периодически пересыпая разговор малоизвестными именами и упоминая результаты заграничных матчей в довольно жалкой попытке продемонстрировать свои широкие познания об игре, поскольку я более чем серьезно настроен начать карьеру скаута/тренера на полставки, когда настанет время повесить бутсы на гвоздь.
В судьбе клуба, который решил сменить главного тренера, может произойти резкий поворот. Я не буду говорить, что тактика тут вовсе ни при чем, но когда слышу, как какой-нибудь эксперт выдает что-то в духе: «Он поставил им игру», объясняя улучшение результатов команды, я невольно поеживаюсь. Часто дело тут вовсе не в количестве часов, проведенных на тренировочном поле, а в игроках, которые начали стараться куда сильнее.
Посредственная форма, которую команда демонстрировала доселе, иногда может быть результатом того, что игроки привыкли к тренеру настолько, что расслабились как ментально, так и физически. Всегда можно понять, когда тренер говорит следующие слова: «Я сделал с этой командой все, что мог». Что на нормальном языке означает: «Эта группа игроков больше не боится и не уважает меня, а значит, уже не может быть нормально мотивирована мной».