Выбрать главу

Я посмотрела вниз и увидела, как узкую лестницу затапливает красная слизь. Я еле тащила ноги, преодолевая ступеньку за ступенькой, и красная слизь уже почти доставала до моих ботинок. Лиам поднялся повыше, но обгонять меня не стал.

– Уже скоро, – крикнула откуда-то сверху Брианна.

Мне внезапно показалось, что эта лестница не закончится никогда. Мы так и будем вечно куда-то идти. От этой мысли меня подкосило, и я упала на ступени лицом вниз. Я слышала, как Лиам зовёт меня по имени, но моё сознание затопила тьма, и я не могла ни двигаться, ни говорить. Я чувствовала, как холодная слизь заливает мои ноги, поднимается по пояс, по грудь…

И потом я перестала что-либо чувствовать.

14. В ловушке

Белый свет.

Я – разум без тела, я плаваю в свете. Можно ли плавать без тела? Не знаю. Но у меня нет ног, которые можно вытянуть, нет пальцев, которые можно согнуть, нет глаз, чтобы моргнуть. Но я где-то есть – я существую. Здесь очень спокойно, и у меня нет причин желать, чтобы что-то изменилось. Если бы у меня были лёгкие, я бы сделала глубокий вдох.

Я снова опускаюсь в пустоту.

– Привет, дружок.

Знакомый голос – это папа. Он гладит мои волосы.

– Я только выйду за кофе и сразу вернусь. Я так тобой горжусь.

Он поцеловал меня в лоб, и я снова провалилась в сон.

– Ну здравствуйте, мисс Фрикс.

Я знаю этот голос. Голос человека с несколькими голосами. А этот – самый страшный из всех.

Я слышу мерный писк кардиомонитора. Я слышу, как он ускоряется. Это моё сердце.

– Не пытайтесь встать – вы всё равно не сможете, я знаю. Доктор сказал – временный паралич.

Да, я уже слышала этот голос – он угрожал мне. И он угрожает мне сейчас.

Патрик Максвелл.

– Красивое слово, но оно значит всего лишь то, что ты не сможешь убежать. А судя по тому, как пищит этот монитор, слышишь ты меня прекрасно.

Я пытаюсь сдерживать страх, но сердце продолжает колотиться. Я слышу, как к моей кровати придвигают пластиковый стул.

– Ну и как оно, мисс Фрикс, быть в собственном теле как в ловушке?

Его голос теперь звучит совсем близко, я чувствую его кислое дыхание. Постороннему наблюдателю он мог бы показаться заботливым родственником, который, наклонившись ко мне, умоляет меня открыть глаза, проснуться, выздороветь.

– Если бы всё вышло так, как вы хотели, мисс Фрикс, меня бы уже поймали. – Он не говорил, он рычал. – Но вам не удалось довести дело до конца. Однако карьера моя окончена. Мне больше не дадут работать в этом городе. Он не позволит мне здесь работать – он не любит неудачников…

Он фактически шептал мне в ухо. О ком это он?

Я хотела спросить, но не могла.

– Так что мы оба знаем, каково это, быть в ловушке, мисс Фрикс. Только разница в том, что я убегу из той ловушки, улечу на частном самолёте, а ты – нет. Ты останешься тут навсегда. Ты никогда не проснёшься. Точно так же, как твоя дорогая мама.

Мама? Он как-то связан с ней? Я услышала, как он подтаскивает к кровати что-то на колёсах. Секундой позже я почувствовала острую боль на сгибе руки.

– Через эту иголку они тебя снабжали водой, Агата. Даже смешно, после всего того… Больше ты не выпьешь и капли воды в своей жизни. К тому времени, когда я сяду в самолёт, ты будешь лежать в морге, а доктора и медсёстры будут спорить, пытаясь выяснить, кто же из них вколол тебе слишком много обезболивающего, так что ты просто перестала дышать, просто ушла…

Судя по писку монитора, моё сердце билось так, будто собралось выскочить из груди. Но потом писк остановился – монитор отключили. Я слышала, как Максвелл делает что-то с контейнером моей капельницы. Наконец он снова сел.

– Вот так. Всё готово, – шепнул он мне на ухо. – Спокойной ночи, Агата.

Я слышала, как он взял какой-то предмет с моего столика, а потом я различила какой-то плеск.

– Я поднимаю бокал, – сказал он громче, – за великого детектива, покойную Агату Фрикс.

Я ждала. Моё сердце колотилось в тишине, а в душе поселился страх, я была в западне. Меня снова начало клонить в сон, но я ждала, пока…

…не распахнулась дверь, и двое полицейских, вбежав, не скрутили Максвелла и не повалили его на пол. И тогда я открыла глаза и выдернула иголку из руки.

– Что за… – в ярости заорал Максвелл.

– Добрый вечер, мистер Максвелл, – сказала я, садясь на край кровати. – Отвечая на ваш вопрос: я пришла в себя около часа назад. Мне показалось, что вы можете зайти меня проведать, поэтому я попросила помочь этих милых полисменов.

Он тяжело дышал, почти пыхтел, стиснув зубы. На него надели наручники, и в этот раз, похоже, Максвеллу нечего было сказать ни одним из своих голосов.