Эта полувосточная женщина была никуда негодным шпионом, так как везде привлекала внимание. Она достигла успеха в жизни, была богата. Зачем же рисковала жизнью ради чужого дела? Это можно объяснить лишь влиянием немца, с которым она жила несколько лет до войны…[5]
Население (особенно в Англии) неправильно смотрит на шпионаж. Требуют крови, в то время как бороться надлежит не с отдельными шпионами, а со всей системой. Раскрытие одного зашифрованного слова гораздо ценнее для Англии, чем дюжина казней в Тауэре (тюрьма в Лондоне).
Это приводит нас к контрразведке, или искусству вылавливания шпионов. Организация контрразведки в больших городах воюющих стран строилась более или менее одинаково.
Начнём с наблюдения за подозрительными и за населением вообще.
Обычно город делили на контрольные районы, каждый из которых находился под наблюдением старшего офицера разведки или сыскной полиции. Офицер имел в своем распоряжении отряд обученных агентов, которые, в свою очередь, нанимали «указчиков» из достойных доверия граждан.
Основной принцип заключался в том, что каждый контрольный район должен представлять собой «водонепроницаемое» отделение, в котором был бы замечен всякий посторонний человек и контролирующие органы знали бы каждого обитателя. Гражданские «указчики» должны подслушивать, подглядывать и доносить. Иногда для испытания «непроницаемости» района разведывательное управление посылало агента, выдающего себя за коммивояжёра или иного делового человека, и снабжало его фальшивыми документами. Если он подвергался аресту — значит всё в порядке.
Однако трудности, связанные с проверкой огромной населения, очень велики. В самый разгар войны в Париже было много авантюристов, одетых в форму британских офицеров. Не все они были агентами противника, но некоторые искатели приключений, безусловно, шпионили. Армия, особенно в начале войны, когда отовсюду стекались добровольцы, — прекрасное убежище для смелого агента. Где, как не в армии, мог шпион найти ту обстановку, которая интересовала его? Разоблачить мнимого офицера очень трудно. Простая перемена отличительного полкового значка могла обмануть военную полицию, а эти джентльмены держали с полдюжины различных знаков у себя на квартире или даже в карманах.
В первые месяцы войны проверке контрольных районов в Лондоне сильно мешала общая шпиономания. Всякого иностранца-официанта, всякого, кто закуривал у окна папиросу или кормил на улице голубей, граждане подозревали в шпионаже. В воображении ревностных и суетливых патриотов поминутно взлетали на воздух мосты и военные заводы. Знаменитых людей пачками расстреливали в Тауэре — в воображении тех же истериков, — а официантки и горничные шли на расстрел батальонами. На самом же деле в Англии за всю войну казнили меньше двух десятков шпионов. Со всех сторон приходили фантастические сообщения о немцах, которых якобы видели разъезжающими по ночам на автомобилях или застигали в тот момент, когда они сигнализировали авиации. Затем стали подозревать всех швейцарских гувернанток, которых нанимали в «хороших домах»…
Одно время лондонские власти получали в день до четырёхсот сообщений о «шпионах»; публика не могла понять, что именно подобной паники и желали немцы. Немцам только и нужно было, чтобы британские власти, заваленные лживыми донесениями, не успевали расследовать существенные дела. Однако всеобщее беспокойство было не совсем лишено оснований. Немцы нашли совершенно неожиданный способ посылки своих агентов — с толпами бельгийских беженцев, беспорядочно прибывавших в Англию. В общей сложности на всякого рода судах, от военных кораблей до вёсельных лодок, Ла-Манш переплыло четверть миллиона беженцев. Власти Фолькстона и Дувра не успевали проверять документы, к тому же у большинства изгнанников не оказалось паспортов. Германская разведка воспользовалась этим и перебросила многих шпионов под видом несчастных, бездомных бельгийцев. Иногда шпионов задерживали, судили и казнили. Эти разоблачения и наложили совершенно несправедливо клеймо на всех бельгийцев вообще.
В наблюдение за каким-нибудь человеком входила и проверка его переписки. Каждое отправленное по почте письмо, газету или посылку, — а их отправлялось ежедневно миллионы, — следовало распечатать; приходилось проверять и все телеграммы и каблограммы. Наиболее систематической перлюстрации подвергались письма, идущие за границу, но и внутренняя корреспонденция не оставалась без внимания. Таким путём государство получало много ценной коммерческой и прочей информации, которая затем передавалась в правительственные ведомства. Но главной функцией цензуры была, конечно, помощь в разоблачении шпионов. В одном Лондоне приходилось просматривать письма на шестидесяти языках. Расшифровать шифрованные сообщения цензуре удалось на 31 языке. Подозрительную корреспонденцию обычно фотографировали, а затем пересылали адресату.
5
Описание жизни и деятельности Мата Хари в книге чрезвычайно романтично, но во многом не соответствует действительности. Маргарита Зеле была чисто голландского происхождения, без каких-либо «восточных» предков. Ее муж, по фамилии Маклеод, действительно был шотландцем по происхождению, но голландским подданным и офицером голландской армии. Что касается результатов ее шпионской деятельности и обоснованности смертного приговора, то большинство современных историков считает Мата Хари невиновной. По их мнению, «судебное убийство Мата Хари» (голландец Сэм Ваагенаар) имело исключительно пропагандистскую цель — эта женщина оказалась в роли «козла отпущения» за поражения французской армии, породившие слухи об измене. См. в частности книгу Филиппа Найтли «Шпионы ХХ века». (прим. В.К.)