— Да-а-а-а, мамуля, в те времена военные приказы выполнять умели…
— Из дома разрешили брать только личные вещи, документы и кое-что из скраба — то, что можно увезти на тележке или унести в руках. На сборы дали двадцать четыре часа. Родители всю ночь упаковывали личные вещи, папины старинные книги. Что-то перекладывали, что-то вытаскивали, потом снова пытались упаковать обратно. Обстановка была очень нервозная. Вдобавок ко всему, я почувствовала недомогание. У меня начался жар. Мама совсем встревожилась:
— Майн Гот, ты заболела в дорогу! Лекарств нет, что же будет?
Ей пришлось мочить полотенце в холодной воде и класть мне на лоб. Это, конечно, помогало мало.
Утром ворвались солдаты-конвоиры, и выгнали нас на улицу. Находясь в бреду, я упала во дворе под деревом. Идти дальне не было сил. Смутно, как в замедленных кадрах, помню, что родители пытались поднять меня, объясняли русским, что их дочь больна, но они ничего не понимали — решили, что я умираю, а родителей вместе с братьями подогнали прикладами к крытой машине и затолкали в кузов. Машина быстро уехала в неизвестном направлении.
Тут я не выдержала и заплакала сама… Папа принес из кухни второй стакан с водой, подал мне и зашипел:
— Алдона, Пожалела бы дочь, ей волноваться нельзя.
— Нет, папа, пусть рассказывает все до конца, — промокаю глаза, тоже глотаю водички и заставляю себя успокоиться.
Мама собралась с силами и опять заговорила:
Сколько времени я провалялась на улице — не знаю. Помню, что кое как собралась с силами и буквально приползла в подвал. Там меня и обнаружила женщина — литовка по имени Лайма, которой дали ордер на проживание в нашем доме.
Она знала немецкий язык и поняла, что произошло. Добрая Лайма выходила меня.
Мне повезло. У неё осталась метрика о рождении погибшей дочери. Она не заявляла о смерти своей девочки. Возраст покойной совпадал с моим, и Лайма представила меня новым властям, как свою дочь, после чего прописала в доме. Так я стала Алдоной Локис.
— А как ты выучила русский язык?
— Тоже благодаря Лайме. Я осваивала азы около года. А еще через год уже вполне сносно читала и общалась на новом языке. Параллельно учила и литовский.
— Так вот откуда у меня способность к языкам! Передалась по наследству от тебя! — улыбнулась я.
— Наверное, доченька, может быть… — мама провела рукой по моим волосам, — позже мне даже удалось устроиться на работу и поступить в строительный техникум. Потом я познакомилась с твоим отцом. Жизнь потихоньку налаживалась. Единственное, что меня угнетало — полная неизвестность о судьбе семьи. Все остальное ты знаешь…
После долгого рассказа мама заплакала. В комнате воцарилась тишина.
— Не плачь, все хорошо. Ты жива, здорова и братья нашлись… Кстати, мне очень интересно посмотреть на своих дядюшек.
Тут папа опять зарычал:
— Я всю жизнь был партийным человеком, военным, а женился на немке! Что люди скажут? В голове не укладывается, как дальше жить!
— Папа, успокойся. Партия твоя давно никому не нужна. Это уже история. Теперь все только и норовят поехать за границу, находят своих родственников и живут счастливо. Поедешь в Германию. Что в этом плохого? Радуйся, что так все получилось.
Отец обиженно замолкает.
— Мамуля, когда мы сможем встретиться с твоими братьями?
— Скоро. Но прежде всего, я должна выслать им приглашение.
ГЛАВА 19
Готовлюсь к встрече братьев и, в связи с предстоящим радостным событием, очень волнуюсь. Ничего не знала о их существовании, страшно вспомнить, сколько лет. Тогда, в сорок пятом, они были мальчиками, сейчас это взрослые, зрелые мужчины. Как я узнаю их в аэропорту? Внешне это уже другие люди! Что они предпочитают есть, какие у них новые привычки? От постоянного волнения по поводу встречи у меня поднимается давление. Ложусь на кровать и вспоминаю свое довоенное детство: «как хорошо было с мамой, папой, братьями! В большом просторном доме всем хватало места… мама пекла вкусное сладкое печенье с разными начинками — марципаном, вишневым и малиновым джемом. Спокойный и добрый папа большую часть времени проводил в своем кабинете за работой. Он готовился к лекциям по естествознанию. Папа иногда разрешал заходить к нему и брать для чтения интересные познавательные книги о путешествиях. Когда стала постарше, отец давал мне читать Гете, Ницше, Шекспира. Папина библиотека была огромной. А сколько старинных книг в красивых кожаных переплетах, закрытых на бронзовые замки, стояло на полках! Отец постоянно напоминал, что надо не только читать, а еще и стать образованной девушкой. Частенько к нему приходили его несколько любимых учеников, с которыми он дополнительно занимался научной работой. Один из них, по имени Марк, поглядывал на меня многозначительным взглядом и краснел при этом. Явно, что я ему очень нравилась. Проклятая война все испортила!