Но и до маленькой Ирмы докатывался приглушенный рокот за туманным кухонным окном, рокот тревоги и неуверенности. Мучительно искажая в крике мокрый ротик, она вдруг заливалась слезами и долго не могла потом успокоиться. Может быть, ей просто не хватало молока или же с материнским молоком и в нее вливалась внезапная горечь.
Эрнст ходил по кухне, стиснув кулаки. От плиты к двери, от двери к столику с облупившейся краской. За окном задувал норд-ост, скрипели под ногами расшатанные половицы. Даже он не находил выхода. Мир раскололся на тысячи кусков и катился в пропасть. Эрнст, конечно, понимал, какие силы управляют этой внешне хаотической катастрофой. Но глобальные схемы политэкономии не могли подсказать ему, где достать хлеб, уголь и деньги на квартплату. "Так дальше жить невозможно, Роза! - сказал он, прислонившись к дверной притолоке. Она испугалась. Если даже он отчаялся, то выхода действительно нет и надеяться не на что. - Да, так больше продолжаться не может. Все должно измениться! Сейчас миллионы детей мерзнут так же, как наша Ирма и ты. У многих портовиков давно нет работы! Надо бороться, Роза, за лучшую жизнь!" Это она уже слышала, конечно, не один раз. Тельман оставался верен себе. И ей стало легче оттого, что среди мрака и холода умирающего мира было хоть какое-то постоянство. Слова Тельмана, как всегда, были предельно просты. Но сколько силы должно было быть в человеке, чтобы все еще верить. И поддерживать веру в других. Она-то уж, во всяком случае, ему верила. В их квартирке по-прежнему толпился народ. Иногда кто-нибудь приносил с собой пакет угля или несколько поленьев. Становилось теплее. Веселое пламя уютно гудело за раскаленной дверцей печи...
- У аппарата, - деловито отозвался на другом конце провода незнакомый голос.
- Добрый день. Говорит Мария. - Роза инстинктивно огляделась, но ничего подозрительного не заметила.
- Здравствуй, Мария. Очень хорошо, что наконец позвонила. А то ты совсем нас забыла.
- Была занята. Сверхурочная работа. Теперь вот немного освободилась. У меня завтра свободный день.
- А сегодня?
- И сегодня тоже.
- Тогда приходи сегодня. Я буду ждать тебя через час на станции городской электрички Ноллендорфплац. Нет, через полтора часа. Тебе ведь нужно еще отпроситься с работы? Хоть ты и заслужила отдых, хозяина все равно же надо предупредить? Так?
- Да, - сказала она, соображая, что на дорогу ей понадобится меньше получаса, а за час она, конечно, избавится от возможной слежки, "отпросится у хозяина". - Буду через полтора часа.
Достав на ходу пудреницу, она поправила волосы, коснулась ваткой носа и щек. Сзади как будто никого не было. Быстрым шагом дошла до ближайшей станции подземки и села в поезд, идущий к центру. Но на следующей же остановке выскочила из вагона в самый последний момент, когда уже закрывались двери. Поезд тронулся. После нее никто из него не вышел. Побродив на платформе, она поднялась наверх. Села в первый попавшийся трамвай и доехала до очень оживленной улицы. Это была длинная Кантштрассе. Возле старинной башни с часами продавали бананы, крашеные хлебцы и фиалки. С натужным горловым стоном ворковали голуби.
Она вдруг подумала, что весна в самом разгаре. Где-то играл патефон. Заезженная пластинка пела танго "Берлин танцует". Тротуары и мостовые залиты солнцем. Улица была красочной и беззаботной.
Часы на башне громко пробили двенадцать. У нее еще чуть больше часа. Она остановилась у витрины универсального магазина. Полюбовалась туфельками из кожи ящерицы, хрустальными гранями флаконов Герлена, воздушными валансьенскими кружевами. Под весенним ослепительным солнцем, среди этой пестрой снующей толпы витрина была неплохим зеркалом.
Роза вошла в магазин и поднялась на верхний этаж - в кафе. Неторопливо выпила стакан молока с бриошью. Подкрасила губы. Как только в кафе появились новые посетители, она бросила пудреницу в сумочку и встала. Медленно пройдя через весь зал, вышла в другие двери. Но вдруг, будто вспомнив, быстро вернулась и разменяла десять марок. В кафе ничего не изменилось. Никто из пришедших после нее не выказал намерения встать.
Оказавшись вновь на Кантштрассе, она взяла такси и доехала до Тиргартена. Ранняя бабочка неуверенно порхала над травой, проросшей сквозь перегнившие листья. Мимо фонтана, где рабочие заделывали цементом трещины, она прошла на мост Геркулеса. Облокотившись о чугунные перила, полюбовалась тихо посветлевшей водой канала и направилась к площади Большой Звезды, чтобы доехать на чем-нибудь до Ноллендорфа. Время позволяло...
Она пришла немного раньше назначенного срока. Став в сторонке, смотрела, как приходят и уходят городские электрички. Она не знала того, с кем должна была встретиться, и потому не всматривалась в мелькающие лица, никого не искала в толпе. Просто ждала.
Она не видела, как он подошел к ней, и едва заметно вздрогнула, когда ее тихо окликнули:
- Мария.
Она обернулась. Перед ней стоял худощавый молодой человек. Каштановые волосы гладко зачесаны назад, черные внимательные, без улыбки, глаза.
- Меня зовут Герберт, - представился он.
- Здравствуйте, товарищ Герберт, - она медленно пошла рядом с ним по перрону.
Очередная электричка прогрохотала по виадуку и с шипением сбавила ход. Люди на платформе зашевелились. Здесь было самое подходящее место для разговора, хотя каждые десять минут металлический грохот заставлял их умолкать.
- Я не знаю, что за этим кроется, но они согласились дать свидание. Роза коротко пересказала Герберту свой разговор в гестапо.
- Вынуждены были, товарищ Роза. Борьба за его освобождение приобретает все более широкие масштабы. Организован международный комитет. На борту каждого немецкого судна в зарубежных портах рабочие пишут: "Свободу Тельману!" Эти же слова - на заводских трубах пограничных городов Чехословакии, Австрии. Германские посольства забрасываются письмами и петициями. Самые знаменитые люди мира требуют освободить Тельмана. Нацистам просто не оставалось ничего другого... Партия решила как можно скорее освободить товарища Тельмана из тюрьмы. Вы понимаете?
Она только кивнула в ответ, потому что не смогла говорить, так сильно вдруг заколотилось сердце.
- Нацисты явно в затруднении, - продолжал Герберт. - Мы не должны дать им опомниться, придумать новую подлость, переменить тактику. Понимаете?.. Постарайтесь передать Тельману, что мы разрабатываем план побега. Я связной. Первое время мы будем держать связь с ним через своих людей в тюрьме, потом, надеюсь, сможем установить непосредственное общение. Это вы ему передайте. Пусть ждет и готовится. И еще передайте, что, несмотря на всю тяжесть ударов, партия живет и работает. Вы сумеете рассказать это товарищу Тельману под видом разговора о домашних делах?
- Да, товарищ Герберт, сумею. Мы поймем друг друга.
- Прекрасно! Скажите ему еще, что всей работой по-прежнему руководит Политбюро и его оперативное представительство внутри страны, в которое входят Шеер и Ульбрихт. Пик, Флорин и Далем - в Париже. Имен не называйте. Послезавтра в это же время буду ждать вас на остановке электрички у Штеттинского вокзала. Если не сможете прийти, позвоните. Ну, всего вам самого лучшего, - он сжал ей локоть и вошел в вагон подошедшей электрички.
Регирунгспрезидент Лигниц, 2 июня 1933 г.
С е к р е т н о! С т р о г о к о н ф и д е н ц и а л ь н о!
Циркулярное распоряжение.
О коммунистической деятельности.
Уже почти в течение месяца наблюдается чрезвычайная активизация
нелегальной организационной деятельности коммунистических