Больше о химиках в фельетоне не было сказано ни слова. По соображениям чрезмерной гуманности автора их имена не назывались. Но сразу же после опубликования фельетона редакция получает телеграмму:
«Фельетоне прощальный карамболь напечатано двух химиков которыми являемся мы тчк избежание незаслуженных наказаний убедительно просим телеграфировать Волгодонский горком партии».
Фельетонист — это прежде всего человек, и, когда к нему взывают о помощи, он не проходит мимо. Автор тут же отправляет письма в горком. Излагая обстоятельства дела, он старается обойти пикантные детали и выбирает наиболее мягкие выражения. В заключение он пишет:
«Публикуя фельетон, редакция учла, что товарищи достаточно пострадали за свое легкомыслие, и нашла возможным их фамилий не упоминать. Просим вас принять это обстоятельство во внимание при рассмотрении персонального дела сотрудников вашего комбината».
Вскоре выясняется, что второй химик сделал правильные выводы из критики, телеграммы в редакцию не посылал, а первый химик самочинно использует его имя в своих целях. А этот первый химик в партии не состоит, никакого персонального дела против него, естественно, не возбуждается. Зачем он просил редакцию посылать ходатайство в горком, совсем уж непонятно.
Выясняется и другое. Одновременно со слезными просьбами о помощи, адресованными в редакцию, химик писал злобные кляузы на фельетониста уже по другим адресам.
Спустя год химик неожиданно появляется в редакции:
— Помогайте, граждане! Увольняют с работы. Я был нехорошим, я жаловался на вас зря. Но войдите в мое положение…
Фельетонист входит в положение химика. Он связывается с заместителем министра и просит его не применять к химику таких крайних мер. Заместитель министра обещает разобраться, позвонить на комбинат.
Автор фельетона вешает трубку и говорит своему герою:
— Поезжайте домой, спокойно работайте.
Но химик прямо из редакции отправляется в пять других мест и в каждом оставляет по новой жалобе.
Без малого два года кляузничал химик из Волгодонска. За два года можно защитить кандидатскую диссертацию. Построить большой дом. Написать роман с продолжением. Пройти пешком от Владивостока до Бердичева. За два года наш герой извел пуд бумаги и несколько пузырьков чернил. Все инстанции, которые разбирали жалобы, признали их вздорными. И тогда сутяга решился на самый крайний шаг. Он подал в суд на редакцию и на фельетониста, обвинив их в… оскорблении его чести и достоинства!
И вот автор фельетона встретился со своим героем перед лицом закона в зале народного суда.
— В фельетоне ваша фамилия не названа, — обращается к истцу народный судья. — Вы настаиваете, что это вы?
— Да, настаиваю, — подтверждает истец. — В фельетоне фигурируют химики и совпадают отдельные факты. Мы, химики, действительно гуляли возле гостиницы, и мой приятель познакомился с приезжей дамой Виолеттой, которая сидела на ступеньках…
— А вы лично чем были заняты в это время?
— Я тоже познакомился, но мой приятель все-таки познакомился вперед. Потом он с дамой сидел в кафе «Прохлада», пил вино.
— А вы?
— Я тоже сидел с ними за столиком и пил вино. Мой приятель пригласил даму Виолетту в свой номер в гостинице «Метрополь». Я подумал и тоже пошел с ними.
— Против чего же вы возражаете?
— Вот дальше и начинаются выдумки фельетониста, — возмущается истец. — В фельетоне есть выражение: «В процессе ужина». Да будет вам известно, что никакого ужина не было. Мы просто пили вино и закусывали тремя леденцами, которые случайно оказались в кармане…
— Это уж дело хозяйское, — подает скорбный голос ответчик. — Одни на ужин кушают шашлык по-карски, другие съедают по маслине, третьи, как это было в вашей компании, предпочитают вино с леденцами.
— Но самое главное, — возмущается химик, — в фельетоне сказано, что я подрался со своим товарищем. Я заявляю: это ложь!
Судья обращается к тексту:
— Здесь написано так: «В процессе ужина химики повздорили, подрались». А с кем подрались, не говорится.
— Все равно автор подразумевает, что я подрался с приятелем.
— Есть ли у вас еще претензии к тексту?