Все годы, сколько я знаю, Мария Федоровна жила одна с сыном Виктором, нашим школьным приятелем. О своем отце Виктор никогда не говорил, может быть, он его просто не помнил.
Давным-давно, когда мы были еще совсем мальчишками, Витька сообщил мне под страшным секретом:
— А на моей маме хотел жениться дядя Вася Городецкий, член коллегии адвокатов.
Слова «член коллегии адвокатов» Витька произнес с особой значимостью. Я, как, впрочем, и Витька, толком не знал, что это за фигура — «член коллегии», и промолчал.
— Не вышло! — радостно воскликнул мой дружок.
— Что не вышло?
— Да у дяди Васи не вышло. Мама сказала, что хочет жить только со мной.
И действительно, кроме Вити, для Марии Федоровны никого более не существовало. Скромный счетовод какой-то конторы, она изо всех сил старалась, чтобы сын всегда был сыт, одет и вообще чувствовал себя ничуть не хуже, чем дети, у которых были отцы.
Когда Виктор уходил куда-либо из дому, то Мария Федоровна махала ему рукой с балкона и кричала вслед:
— Счастливо тебе, сыночек!
Витя смущенно останавливался, лицо его заливала краска:
— Ну ладно, мама! Ведь неудобно, люди оглядываются!
Но Марии Федоровне не было никакого дела до прохожих.
— В добрый час, Витенька, пусть удача будет всегда с тобой!
С такой тревогой, наверное, провожали людей в опасное арктическое плавание, если уж не на фронт в Испанию. А Витька шел всего-навсего в кино или в библиотеку.
Уж как оберегала Мария Федоровна своего единственного от болезней и неприятностей, от нужды и от дурных компаний! Но как она могла уберечь сына от пикирующих бомбардировщиков, от мин и пулеметных очередей?
— Вы верите, что Виктор вернется? — вдруг спросила Мария Федоровна, глядя на нас в упор. — Ведь не может же быть, чтоб он погиб.
— Не может, — ответил я и поспешно перевел взгляд на портрет Достоевского.
Мария Федоровна никогда не напоминала мне скорбящей плакатной матери, грозно сжимающей кулаки и требующей отмщения за пролитую сыновью кровь. Это была обезумевшая от горя и ушедшая в себя женщина, никак не могущая понять, почему судьба так больно, несправедливо ударила ее, не сделавшую за свою долгую жизнь ничего плохого.
— Вы верите, что Витя придет? — повторила она вопрос.
— Конечно, — подтвердил Владик и отвернулся.
Появилась медсестра и заявила, что нам уже давно пора уходить. Мы простились с Марией Федоровной и осторожно, чтобы не тревожить больных, направились к выходу. Великий русский писатель задумчиво глядел нам вслед.
Каждую среду мы носили Марии Федоровне передачу, посылали записки. К ней нас больше не пускали: началась эпидемия гриппа, был объявлен карантин.
Марию Федоровну выписывали через полтора месяца. Накануне нам сказали, что ее можно будет взять в десять часов утра. Мы подогнали такси к подъезду и до одиннадцати звонили по внутреннему телефону в хирургическое отделение, никто не брал трубку. Наконец я самым нахальным образом прорвался в больницу. Пока дежурная пыталась сообразить, я уже подбегал к черной лестнице.
— Гражданин, сюда нельзя! — спохватилась нянечка, отбрасывая свое вязание.
— Мне на консультацию к профессору, — соврал я, перепрыгивая через три ступени.
На этот раз коридор был пуст, больных разнесли по палатам, и только забытый всеми Федор Михайлович Достоевский сиротливо взирал на мир с юбилейной стенгазеты.
Мария Федоровна сидела на кровати и нервничала. Кастелянша, которая давным-давно должна была выдать вещи, куда-то запропастилась. То ли она поехала получать новые полотенца, то ли пошла на склад за хозяйственным мылом — никто не знал.
— Рады, что сегодня будете дома? — спросил я, неловко обнимая Марию Федоровну.
— Как сказать… — ответила она, кутаясь в свой серый больничный халат с малиновыми отворотами. — Дома-то я одна, а здесь нас вон сколько. И у каждой свое. Вот у окна лежит молодая женщина. Видите? Муж напился, ударил ее табуреткой по спине, повредил позвоночник. И — что вы думаете? — она ему все простила. Любит. Каждый день ждет, что он ее навестит. А бабушка рядом с нею пострадала совсем глупо. Шла себе по улице, а какой-то пятилетний шалун, оставленный без присмотра, разыгрался и выбросил в окно утюг. Представляете? Утюг ухнул с третьего этажа и раздробил ей ключицу. Да, послушайте: ее сын тоже пропал без вести. Но у бабушки есть знакомый, гадает по святой книге. И книга сказала, что ее сын вовсе не погиб, а живет в Бразилии, скоро напишет письмо! Может быть, и мой Витюша тоже где-нибудь скитается на чужбине. Я взяла адрес и, как только станет получше, обязательно пойду к тому человеку…