Я объяснил, какие дела привели нас сюда.
Слепой слушал молча, слегка кивая головой.
— Эта женщина умирает, — сказал я. — Наверняка мы передаем вам ее последнюю просьбу.
Вопреки нашим опасениям старик сразу же согласился ехать.
— Наташа! — крикнул он. — Помоги одеться!
Снова появилась женщина с ребенком, не по-доброму взглянула на нас, сказала деду:
— Ну куда же вы это на ночь глядя, Макар Иванович?
— Ты, верно, забыла, что для меня не существует ни дня, ни ночи, — мягко усмехнулся слепой. — С тех самых пор, как в четырнадцатом году в Мазурских болотах Гинденбург с Людендорфом выжгли мне глаза…
Вскоре Макар Иванович вышел к нам в коричневом костюме, в черных очках, с палкой. В другой руке он нес свою святую книгу. По-моему, это была обыкновенная книга для слепых, отпечатанная по системе Брайля.
— Женщина, к которой мы едем, тяжело больна, — сказал Владик предсказателю солдатских судеб, когда мы садились в такси.
— Вы об этом мне уже говорили.
— Да, верно. Но как бы вам объяснить… Мы, конечно, не хотим вмешиваться в ваши святые дела, но если книга скажет, что ее сына нет в живых, то это известие убьет ее раньше срока.
— Что вы, я понимаю, с какой клиентурой имею дело, — сказал Макар Иванович. — Всем, кому я гадаю, слепые тексты подсказывают, что их дети вернутся с войны. Таково свойство святой книги. И люди верят. Не верю ей только я один. Я твердо знаю, что сын мой убит в Сталинграде в Тракторном городке. Мертвые не воскресают. Чудес на этом свете, увы, нет.
Когда мы приехали к Марии Федоровне, старик, велел нам оставаться в коридоре, объяснив, что при гадании никто из посторонних присутствовать не должен.
— Иначе святая книга не скажет правды.
Гадание продолжалось минут тридцать. Наконец из-за двери послышался голос Марии Федоровны:
— Входите, мальчики, теперь можно.
Ее глаза светились радостью. Всезнающая книга старика поведала, что Виктор жив и находится в Бразилии, его не пускали домой.
— Но теперь он может проехать через перуанскую территорию, — сказал старик, опираясь уже не столько на святую книгу, сколько на газетные сообщения. — Ведь с Перу у нас теперь добрые отношения.
Мы проводили слепого гадателя до самого его дома на такси. Прощаясь, я протянул ему десять рублей.
Он пощупал бумажку самыми кончиками пальцев.
— Деньги! — оскорбился старик. — Уберите сейчас же! Я гадаю бесплатно. У меня пенсия.
На обратном пути мы еще раз навестили Марию Федоровну.
— Витюша жив! — все повторяла она.
Мария Федоровна была счастлива.
Через три дня мы провожали ее в последний путь. В похоронном автобусе вокруг гроба сидело четверо: мы с Владиком, дворничиха тетя Тамара и женщина-врач из дворового совета пенсионеров.
— Спасибо тому доброму старику Макару Ивановичу, — сказала пенсионерка, нарушая молчание. — Маруся умерла с надеждой…
Возле Химкинского речного вокзала с машиной что-то случилось, и шофер, парнишка лет двадцати, вышел из кабины и полез в мотор. На нем было отлично сшитое ратиновое пальто с воротником из морского котика, шапка-пирожок из того же меха, безукоризненно отутюженные брюки. Мы тоже спрыгнули на асфальт, чтобы поразмять застывшие ноги, и я поинтересовался у водителя:
— Вы на каждые похороны так тщательно одеваетесь?
— Ну что вы! — улыбнулся парень. — Сегодня особая статья: тороплюсь на свадьбу, женится дружок-сменщик, и я приглашен со своей девушкой в кафе «Лада»…
— Так устроена жизнь, — шепнул мне Владик. — От великого до смешного, от горя до радости…
Шофер быстро нашел неисправность, и автобус без остановки добрался до кладбища. Четверо рабочих поставили гроб на полозья и покатили его в самый дальний ряд. Могила была уже отрыта.
— Опускать сразу или прощаться будете? — спросил бригадир, дыша нам в лица стойким водочным перегаром.
— Будем прощаться, — ответил Владик.
Рабочие открыли крышку и отошли в сторону, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Владик поцеловал покойную в лоб и сказал:
— Ну, вот и все. Теперь нам не от кого будет скрывать, что бойца Виктора Стекольникова я вот этими руками похоронил под Воронежем девятнадцатого июля сорок второго года. Земной вам поклон, Мария Федоровна, матери храброго русского солдата…
Владик еще что-то хотел сказать, но голос сорвался.
Я подошел к гробу и прикоснулся губами к холодному лбу Марии Федоровны. Снег запорошил ее редкие волосы, нетающие снежинки лежали на мраморном лице.