Показать им, что ты мой, пока я спускаюсь на тебя.
Он поерзал в своем модном кресле, незаметно протянув руку между ног и положив лодыжку на другое колено.
НЕИЗВЕСТНЫЙ:
Заткнись, или я вытрясу эти дерзкие слова из твоего рта.
ЭЙВЕРИ ДЖЕЙМС:
Почему ты меняешь позу, профессор?
НЕИЗВЕСТНЫЙ:
Потому что у меня встает при одной мысли о тепле твоих губ.
Я сжала ноги вместе, когда сладкое тепло распространилось по мне.
ЭЙВЕРИ ДЖЕЙМС:
Хотите получить опыт из первых рук?
Я сжала губы, чтобы подавить усмешку.
НЕИЗВЕСТНЫЙ:
Осторожнее, или я сам вытащу тебя с этого урока и научу, во что тебя втягивает твой грязный рот.
ЭЙВЕРИ ДЖЕЙМС:
Охоться на меня. 10 минут.
Я вызывающе посмотрела на него, приподняв бровь. Это был первый раз, когда мистер Престон поднял взгляд. В его глазах был голод, который я не могла объяснить, огонь, которого я никогда не видела в нем такого. Это выходило за рамки плотского.
НЕИЗВЕСТНЫЙ:
Беги.
22
Александр
Я слышал сердцебиение маленького монстра, когда она убегала по коридору. Найти ее было бы легко, но что-то подсказывало мне, что она хотела, чтобы ее нашли.
Эйвери совершила большую ошибку - она пробудила во мне хищнические инстинкты, и на этот раз ей так легко не уйти.
— Эй, ботаник — окликнул я парня сзади. — Ты берешь на себя руководство классом. Посиди здесь, пока я не вернусь. И не валяй дурака. — Его глаза загорелись, когда он отчаянно подошел к моему столу, и я чуть не закатил глаза.
Не оглядываясь назад, я отправился на охоту за своей женой. Даже несмотря на то, что наша клятва больше не была обязательной, она все еще была моей.
И останется такой навсегда.
Я бросился в ее сторону, всегда следуя за ее сладким запахом. Искать ее было проще всего на свете. Не только из-за моих обостренных чувств, но и потому, что наши тела практически притягивали друг друга, как магниты.
Вероятно, именно поэтому она оказалась здесь. Это была судьба. Почти каждое поколение.
Она ходила вверх и вниз по этажам, выбирая кратчайший путь в западное крыло, где находилась ее комната. Я покачал головой. Эйвери пыталась заманить меня прямо в свою постель.
Но там... она передумала, пошла направо. Я резко повернул и позволил своим чувствам взять верх. Мне не потребовалось много времени, чтобы найти источник ее запаха — слишком маленький шкаф, где мы встретились той ночью.
— Это было быстро — выдохнула она после того, как я закрыл за собой дверь, выключив единственный источник света.
— У тебя большие неприятности, любимая — возразил я, хищник внутри меня бушевал. Если бы она сейчас увидела мое лицо, она бы заметила черные вены вокруг моих глаз, напоминание о монстре внутри меня.
— Это так? — Я услышал сарказм в ее голосе и шагнул ближе, пока мы не оказались грудь к груди. Эйвери обхватила меня руками, ее рот был в нескольких дюймах от моего. — Каково мое наказание, профессор?
Я ненавидел, когда она так меня называла. Это разрушило все, чем мы были, связь между нами, которую она даже не чувствовала. И когда придет осознание, ее судьба будет решена. Я выбросил эти образы из головы.
Она начала целовать мое горло, облизывая мой пульс, и я вздрогнул, уже твердый как камень. Ее руки сканировали мое тело, поглаживая грудь и живот. Темнота усиливала ощущение ее прикосновения. — Задержание? Или ты собираешься перекинуть меня через свое колено, шлепать меня до тех пор, пока я не кончу от твоих прикосновений?
— Черт возьми, Эйвери... — Я бы с удовольствием овладел ею прямо тогда и там, погрузился бы глубоко в нее. Но я все равно хотел насладиться этим моментом.
— Похоже, тебе не терпится попробовать эти штуки. — Я уже знал, что ей это нравится, знал ее лучше, чем самого себя.
— Или я буду служить тебе, исполнять все твои желания, пока мы здесь. — Я провел рукой по ее вьющимся волосам, мягким, как самый изысканный кашемир.
— На колени. — Она сделала короткую паузу, прежде чем безропотно выполнить мою просьбу.
Одна рука гладила мой стояк, в то время как другая сжимала заднюю часть моего колена. Я расстегнул штаны и освободил свой член из заточения. Он запульсировал, как только почувствовал ее дыхание.
— Открой свой рот. — Ее губы приоткрылись и приветствовали меня, сначала покорно, затем более жадно. Я издал низкое рычание, когда она впервые лизнула кончик.
Моя хватка на ее волосах усилилась, когда она толкала меня все глубже и глубже в свой рот. Святые души...
Эйвери двигала рукой в такт движениям своего рта, выкручивая запястье и сводя меня с ума.
— Тебе это нравится? — Только тихое ммм, измученное удовольствием, сорвалось с моих губ.
— Используй свои слова. — Черт, я чуть не лопнул от этих слов. На моем лице расплылась улыбка.
— Да, мэм. — Видимо, ей понравилось, когда я ее так назвал, потому что ее движения стали более быстрые, жадные, когда она массировала меня своим языком.
Я едва мог больше это выносить, не в силах сдерживать свое освобождение.
— Могу я быть грубым? — прохрипел я.
— Я настаиваю. — Это все, что ей нужно было сказать. Я вцепился в ее волосы так сильно, что ей стало больно, трахая ее рот до тех пор, пока в нем больше не осталось места.
Она приняла все это, постанывая, когда я заполнял ее. Ее хватка на моем члене усилилась, и с тихим стоном я кончил глубоко в ее горло.
Эйвери проглотила все до капли, как послушное маленькое чудовище, которым она и была. По крайней мере, иногда. В 99 процентах случаев она не мирилась с моим дерьмом, что только заставляло меня любить ее еще больше.
Она поднялась с дрожащими коленями, и я взял ее подбородок между пальцами и поцеловал ее, ласкал ее язык своим и попробовал свое семя.
Я не возражал, совсем наоборот.
— Уже слишком поздно. Мы должны идти. — Она опустила плечи, но не возражала. — Ты иди вперед, я догоню.
Эйвери поцеловала меня в щеку. Просто этот маленький жест заставил меня вздрогнуть, заставил мое сердце растаять. Я надеялся, что она никогда не вспомнит меня, нас.
— Дай мне еще один.
23
Александр
Слуга семьи Арден открыл мне дверь и пригласил войти. Я пообещал Пенелопе навестить ее отца, чтобы успокоить его по поводу убийства. Это была не моя работа, но наши семьи были тесно связаны и знали друг друга на протяжении веков.
Независимо от того, что произошло между мной и Пенелопой в прошлом, мне все еще было жаль ее. Расти в такой семье, как у нее, было гребаным кошмаром, и если я мог хотя бы немного улучшить ее положение, то я был счастлив этим.