ГОМЕРИЧЕСКИЙ СМЕХ
Гомер, поэт–сказитель, был неграмотным и потому свою знаменитую «Одиссею» ему пришлось заучивать наизусть. Впрочем, даже умей он читать–писать, из–за слепоты это всё равно бы не помогло. Держать в голове поэму было невыносимо, поэтому Гомер устраивал нечто вроде литературных чтений в домах местных аристократов, где блистал перед изумлёнными гостями. Начало обычно давалось легко, и первые десять «Песней» он выпевал на одном дыхании. Однако, после антракта, пригубив вина, поэт начинал запинаться. Забыв текст он, дабы заполнить вынужденную паузу, смущённо похохатывал.
Выглядело это приблизительно так:
— Девять суток мы плыли — и ночи и дни непрерывно.
В день десятый вдали уж поля показались Итаки…
Хе–хе… показались Итаки… хе–хе. Ах, да!
Видны нам были огни пылавших костров недалеких.
Сладкий тут сон низошел на меня, ибо очень устал я:
Шкотами паруса я непрерывно работал, веревок…
Хе–хе… верёвок, значит… хо–хо… хе–хе…
И так далее.
Впрочем, благодарные слушатели, понимающие, что присутствуют при читке эпохального произведения, услышав гомеровский смех, понимали, что поэт устал, и просили прерваться до завтра. Гомер благодарно кланялся, а гости вели его под руки к столу, где поднимались пенные кубки во славу Богов Олимпа, Греции и героев.
Славное было время. Время великих воинов и великих поэтов.
ГОРДИЕВ УЗЕЛ
Принимая у себя Александра Македонского, фригийцы расстарались на славу. Сервировали пиршественные столы серебряной и золотой посудой, открыли бочки с дорогим вином, наняли лучших музыкантов и танцовщиц. Местные поэты тут же слагали оды в честь великого завоевателя, именитые горожане наперебой зазывали в гости и сватали своих дочерей, прославленные воины просились на службу. Александр, возлежа с кубком в руке на шёлковых подушках, благосклонно улыбался, рассеянно слушая стоящего близ него певца.
— И тогда Великий Гордий,
Из кизила сплёл верёвку
И скрепил ярмо воловье…, — выпевал седовласый старец под звуки кифары.
— О чём это ты? — заинтересовался Македонский, жестом подзывая певца ближе.
— О, великий из великих, — низко поклонился старец. — Основатель нашего города, царь Гордий, привязал телегу к алтарю Зевса столь хитроумным Узлом, что распутать его оказалось не под силу ни одному из смертных.
— И что же, многие пытались? — заинтересовался Александр.
— Да, толпами ходят, — загалдели, обрадовавшись, фригийцы. — Оракул предсказал, что тот, кто его распутает, завоюет весь мир.
— Любопытно, — заинтересовался Македонский, уже начинавший позёвывать от скуки. — Хотелось бы посмотреть.
— В храм, в храм, — зашумели фригийцы и толпой повалили на улицу…
Знаменитый Узел неприятно удивил. Когда–то тугой и неприступный он поражал гостей своим хитроумным плетением. Сейчас же, истерзанный тысячами зубов и ногтей, неся на себе следы слюны и грязных пальцев, он был жалок. Александр вытащил меч из ножен, приблизился к Узлу и чуть приподнял его. Стали видны выдранные волокна и чьи–то прилипшие волосы. Хозяева, про себя проклинающие собственную недогадливость, готовы были провалиться сквозь землю. Подумать только, символ их земли, о котором складывали песни и легенды, отданный на поругание недалёким искателям славы, превратился в сальный и зловонный клубок мочала. Повисло тягостное молчание.
— Сделаем вот так, — Македонский неуловимым движением повёл мечом, и Узел распался на две половинки, мягко упавших на мраморные плиты пола.
— Славься великий Александр, — в восторге завопили фригийцы.
ГОРЕ ЛУКОВОЕ (1)
Сегодня смысл фразы «ГОРЕ ЛУКОВОЕ» утрачен и размыт. Словно пески времени затянули статую древнего героя, оставив на поверхности лишь гребень шлема, да кисть руки…
Каждый знает — луковый сок вызывает слёзы и кажется вполне очевидным, что «ЛУКОВОЕ ГОРЕ» означает лишь видимость расстройства, этакое смешное, ненастоящее горе. Звучит вполне правдоподобно. Однако, почему же в языке не появились аналогичные устойчивые выражения, типа, «клубничная радость», «яблочное веселье» или «хреновое несчастье»? Не будем обольщаться примитивными объяснениями, и заглянем в летописи Земли Русской…
Началась эта история во время правления Василия II Тёмного. Тогда при его войске доблестно сражался сын суздальского князя Лукова — юный Осип. Удача сопутствовала его ратным делам, чего не мог не заметить Василий II. Обласканный вниманием правителя, Осип вскоре стал правой рукой московского князя, чем вызвал лютую зависть стрелецкого тысячника Якова. Терзаемый ненавистью к молодому Лукову, тот замыслил извести княжеского любимца. Обманом и хитростью, Яков убедил Осипа, что его молодая жена состоит в любовной связи с польским посланником Казимиром. В приступе ревности молодой Луков задушил жену. Когда же обман раскрылся, мучимый горем, проклиная злую судьбу, Осип покинул Москву и возвратился в Суздаль. Там его ждал новый удар судьбы. Отец юноши умер от неизвестной болезни, а мать поспешила выйти замуж за дядю. Оплакивая смерть батюшки, Осип отправился на кладбище, где неожиданно встретился с духом покойного. Тот и сообщил ему о предательстве жены и коварстве брата. Взбешённый Луков вернулся домой и расправился с матерью и дядей. Долгие годы жил он затворником, сторонясь людей. Только необходимость оставить наследника вынудила его во второй раз решиться на брак. Жена, вместо сына родила Осипу трёх девочек, и скончалась. С тех пор вся его жизнь сосредоточилась на дочерях. В день их совершеннолетия, уже изрядно постаревший Луков, подарил им своё княжество, разделив на три равные части. Дочери же, немедленно затеяли междоусобную войну и изгнали дряхлого Осипа из своих владений. Ослепший и нищий скитался он по деревням с единственным преданным ему слугой — скоморохом. Осип играл на гуслях, а старый слуга нараспев рассказывал леденящую кровь историю о князе Лукове. О ЛУКОВОМ ГОРЕ…