Не секрет, что ничто так не способствует успеху в делах, как старая добрая взятка. И вот поэтому, в один из июльских вечеров, за столиком ресторанчика, что на набережной Сены, состоялась встреча двух господ. Один из них служил в министерстве образования, другой же туманно именовал себя коммерсантом.
— Поверьте, мсье Арно, — чиновник говорил приглушённым шёпотом, подозрительно оглядываясь и каждый раз замолкая при появлении официанта. — Министру совершенно всё равно, кто будет издавать эту газету. Мало того, ему наплевать и на содержание. Какие–нибудь статейки о сиротских приютах, переводы с иностранного, опыт коллег и, разумеется, не забывайте ввернуть комплимент, другой его министерству.
— Всё это замечательно и, наверняка, полезно, — мсье Арно достал из жилетного кармана часы, взглянул на циферблат и поднял руку, подзывая официанта. — Однако, я человек дела, а благотворительностью планирую заняться не ранее, чем лет через сорок–пятьдесят.
— Да, как вы не понимаете? — заволновался чиновник. — Всё оплачивает наше министерство! А будут или нет покупать эту макулатуру, неважно.
— Ах, вот как, — удивлённо протянул коммерсант. — Занятно, занятно. Однако, если я правильно понимаю, с моей стороны потребуется некий взнос.
Собеседник согласно затряс головой и, воровато оглянувшись, написал на салфетке искомую сумму.
— Передадите лично заместителю министра и, вуаля, приступайте, — он радостно потёр ладони.
Вот почему, спустя месяц после этой знаменательной встречи, на одном из зданий 14 округа Парижа появилась медная табличка с надписью «Издательство». Газета «Свет Жёлтый Лампы». Заглянув в окно первого этажа, вы бы увидели мсье Арно за столом, заваленным бумагами. Перед ним, задумчиво покачиваясь с мыска на пятку, стоял светловолосый молодой человек, а вид нашего коммерсанта явно указывал на то, что не всё так хорошо, как хотелось бы.
— … и после того, как мы с тобой, Феликс, арендовали этот дом, оплатили тираж типографии и выдали гонорары учёным болванам, — голос мсье Анри зазвенел от ярости, — эта министерская обезьяна заявляет, что «финансирование газеты признано нецелесообразным».
— Иными словами, мон ами, — невесело улыбнулся Феликс, — нас просто облапошили.
— Иными словами, — передразнил его мсье Анри, — мы разорены.
На столе появилась бутылка коньяка…
— Давай, я вызову его на дуэль, — спустя час, горячо шептал Феликс.
— Нееет, — сопротивлялся мсье Анри. — Я это затеял, мне и убивать. Застрелю мерзавца!
— Я хочу, что бы он мучился, — капризничал собутыльник.
— Слушай, — наш герой встал и сгрёб со стола счета. — Мы же уже заплатили типографии…
— Деньги они не вернут, — покачал головой Феликс.
— Чёрт с ними с деньгами, — зловеще зашипел мсье Анри. — Выпустим газету, посвящённую не какому–то образованию, а лично этому ублюдку. Его Сиятельству заместителю министра…
— Кровосмеситель в министерстве Республики! — размахивали свежими номерами газетчики через два дня. — Самая честная газета Парижа! Покупайте «Свет Жёлтой Лампы»! Похотливый развратник из правительства!
Изумлённые парижане выхватывали у маленьких торговцев газеты и с ужасом узнавали: заместитель министра образования (!) сожительствует со своей сестрой и продаёт воспитанниц детских приютов в дома терпимости. Откровения личного венеролога чиновника заставляли содрогнуться самых прожженных ловеласов. Рассказы сироток на части разрывали женские сердца.
— Жёлтый Свет, Жёлтая Лампа, Жёлтая Газета, Жёлтая, Жёлтая…, — звучало повсюду.
К полудню все газеты были распроданы и наши издатели распорядились об увеличении тиража.
— Если продержимся ещё две недели, — Феликс раскрыл объятия входящему в кабинет мсье Арно, — то, мы богачи!
— А вот наш юрист, — компаньон, довольно кивнул на солидного господина, пришедшего с ним, — обещает тянуть дело в суде, не менее полугода.
ЖИВ КУРИЛКА!
Выйдет, бывало, Мужик из царёва кабака. Зима, улочки под звёздами снегом серебрятся. Небо над головой чёрное, бездонное. И-эх… Муторно душе, беспокойно. То ли в пляс пойти, то ли в прорубь головой!
Вдруг, чу! Снежок хрустит под сапожками. Немец к себе в Слободу крадётся, ножками в чулках перебирает. Шапка на нём с перьями, под беличьей шубейкой кружева пенятся, пуговицы оловянные блестят. А в зубах трубка, дымом с искрами так и пыхает.
Заступит Мужик Немцу дорогу, зарычит, по–медвежьи, да и даст ему кулаком в душу! Отлетит сердешный в снег, посучит ножонками, и замрёт. И снова тишина, только льдинки чуть слышно позванивают.