С ОТКРЫТЫМ ЗАБРАЛОМ
За всю историю человечества, не существовало ни одного неуязвимого бойца. Каждый нёс в себе какой–то изъян. У Ахилла это была пята. У Зигфрида — место между лопатками. У богатыря Оорал — Кутуха — темя. Рыцари же средневековья, полностью закованные в броню, хочешь, не хочешь, а вынуждены были оставлять на шлеме изрядную прорезь для обзора.
Нелегко, конечно, попасть стрелой в глаз скачущему на коне верзиле. Однако, каково искушение! И даже самый распоследний лучник, никогда не пропустит подобную цель.
— Так нечестно, — обижались Рыцари. — Стоит появиться на поле боя, как все стрелы летят именно нам в лицо.
В летописях походов Карла великого есть упоминание о неком Гарольде Трёхпалом, который рисовал себе на шлеме десяток фальшивых глаз. Однако добился только того, что сарацины немедленно выделяли его из всего войска и уже в начале битвы славный рыцарь напоминал дикобраза…
Латных дел мастера разводили руками и всё уменьшали на шлемах щели для обзора. Дошло до того, что некоторые Рыцари были вынуждены сажать в седло, позади себя, карлика, который выкрикивал: «Справа! Пригнись! Вперёд!». Ценились подобные слуги на вес золота, однако служили недолго.
Конец рыцарским мучениям положило изобретение арбалета, легко пробивавшего стальные пластины и щиты. Рыцари уязвлялись: в грудь, в бок, в спину, в ноги и руки. Латы становились бесполезными и теперь герои скакали на врага открыв забрала, а то и вовсе распахнув на груди доспехи.
СПУСТЯ РУКАВА
Бытует достаточно нелепое убеждение, что крестьяне в древнерусских деревнях сами изготавливали себе одежду. Ткали, кроили, шили, строчили.
Согласитесь, что это полная бессмыслица! Ведь, для того, что бы получить ткань, надо было посеять лён. Затем — сжать, околотить, высушить, оттрепать и вычесать. Из получившейся кудели накрутить ниток и на ткацком станке наткать полотна. И, только после этого приступить к раскройке и обмётке. А когда пахать, сеять, жать, молотить, молоть, печь хлеб? Возделывать огород, рубить дрова, пасти скот и чинить крышу?
Конечно, во время посевной, несложно выкроить час–другой и наплести лаптей. Долгими зимними вечерами навалять войлока для валенок или связать носки. Охотник, отрубив у убитого медведя, лапы и голову, может обзавестись тёплым комбинезоном. Но, поткать–пошить на досуге никак не получится!
Шили одежду для земледельцев в городах. И, раз в год, пересчитав людишек, помещик привозил с ярмарки полный воз рубах, портов и сарафанов. Как вы понимаете, над размерами в те времена никто голову не ломал, и шилось всё из расчёта на человека среднего роста. Затем, заботливый барин обходил ряды крепостных, одетых в «новое» и собственноручно укорачивал штанины, рукава и подолы.
У помещиков же, забросивших хозяйство, народ так и ходил, путаясь в длинных портах и поминутно засучивая мешающие рукава.
СТАРАЯ ГВАРДИЯ
Старая Гвардия безудержна в атаке и надёжна в обороне. Однако, да простят меня ветераны, совершенно невыносима на привале.
— Место для ночёвки командир обязательно выбирает неудачное. А, вот на том пригорочке (в леске, в низинке, на бережку, в пещерке), было бы ни в пример лучше.
— Из–за сырости (сухости, ветрености, холода) у ветеранов немедленно начинают болеть старые раны. Поэтому в обустройстве лагеря участия они не принимают.
— Пока «просто гвардия» ставит палатки, старики успевают занять под личное пространство столько места, что хватило бы на пятерых. Раскладывают на траве портянки, мундиры, исподнее «для просушки» и сапоги «для проветривания». Разжигают собственные костры.
— Принесённый обед их никогда не радует. Лиходей–повар, разумеется, не доварил, недосолил и прикарманил часть пайка.
— В чарку с водкой ветеран сначала опускает палец, облизывает его и непременно сообщает: «Слаба!».
— Укладываясь спать, ветеран непременно посетует на паршивое сукно шинели, паршивых комаров, паршивого командира, паршивую местность. И только после этого уснёт.
Зато они безудержны в атаке и надёжны в обороне…
СТОЛБОВАЯ ДОРОГА
Появление в начале XVI века «столбовых дорог» в Москве было обусловлено вовсе не борьбой со снегами, как писал Марко Фоскарино в своём «RELAZIONE DELL' IMPERIO O DUCATO DI MOSCOVIA». Скорее всего, над незадачливым путешественником просто подшутили.
В действительности же, идея обезопасить от нападений разбойников въезжающих, либо выезжающих из столицы, огородив дорогу забором из столбов, была довольно удачной. Шайкам лихих атаманов, промышляющим под городскими стенами, вовсе не хотелось удаляться от трактов, по которым двигались набитые добром повозки. Выезжает купчина из ворот, а в ближайшем перелеске его уже ждут бородачи с кистенями и сабельками. Как миновать этот опасный участок пути? Не расставлять же вдоль него стрельцов. «Столбовая дорога», протяжённостью всего в несколько вёрст, решала эту проблему.
Принцип использования её был прост и, одновременно, гениален. Кучер, собирающийся покинуть Москву, не спеша въезжал в узкий коридор между столбами. Затем, потихоньку разгоняясь, развивал огромную скорость и мчался уже во весь дух. Разбойник, дерзнувший перелезть через ограду из столбов, был заранее обречён. Не убежать, не увернуться, не удержать несущихся навстречу коней! Пушечным ядром вылетали на простор тройки и шестёрки, унося пассажиров в свои уделы, поместья и земли.
Естественно, что «столбовые дороги» были платные и не каждому по карману. Для народа же попроще, строились «окольные» пути. (Огороженные кольями)
ТАЛАНТ ЗАРЫТЬ
На Руси хорошо было быть талантливым, только в том случае, если ты ни от кого не зависим. Точнее сказать, если талант принадлежал исключительно тебе самому.
Поймёт, к примеру, некий помещик, что у него дар к акварели. Выпишет книг из столицы, учителя из Италии и начнёт творить. Год пройдёт, второй, третий. Пейзажи с натюрмортами всё лучше становятся. Цветы, как живые. Облака плывут. Капли воды, мерцают. Действительно, талант! Дворянское собрание рукоплещет, уездная газета рассыпается в комплиментах, отец жены больше нос не воротит. И со всех сторон слышится, — Браво! Манифик! Шарман!
А крестьянин? Обнаружится, допустим, у бедняги талант к плетению лаптей. Возьмёт лыко, помнёт в руках, и замелькают ловкие пальцы. И, глядишь, стоят лапоточки — один к одному. Лёгкие, изящные, не сносимые.
Одни — для работы, покрепче.
Другие — для пляса, с каблуком, да бубенцами.
Третьи — для девок, бусинами и лентами украшены.
Плетёт умелец, песню напевает, светится от счастья. Тут–то его Управляющий и хвать за вихры.
— Что ж ты, сукин сын, свой дар от меня скрывал. Отныне, каждый день будешь по сто пар плести.
— Помилуй, кормилец, — взмолится лаптеплёт. — Мыслимое ли дело, столько сработать?
— Не исполнишь, на конюшне запорю, — посмеивается Управляющий.
Нет ему дела до души творца. До того, что товар у него штучный и бессонными ночами выстраданный.
И, куда податься? Кому жаловаться?
Одно крестьянину остаётся — день и ночь плести, да плести, проклиная злую судьбу и дар свой проклятый.
Потому, как только почует русский человек, что тянет его наличник покрасивее выпилить, или рубаху приталить, или двор подмести, так сразу к знахарю бежит. Шут его знает, может быть, это талант какой неведомый просыпается?
Колдун велит палец булавкой уколоть, кровью на тряпицу капнуть, тряпицу в землю закопать. Сам же, заклятие прочитает:
Талант–таланток
Убегай без порток.
В землю заройся.
Листвою укройся.
Вздохнёт крестьянин вольготно. Слава Богу, ничего не хочется, ничто душу не свербит. Живи себе, радуйся.
ТАНЦЕВАТЬ ОТ ПЕЧКИ