Я открыл коробку и достал камеру. Она была маленькой и умещалась в ладони. Я развернул экранчик. Кнопки управления выглядели довольно просто: проиграть, запись, промотать вперед и назад. Уже почти нажав кнопку записи, я вовремя сообразил, что сначала надо бы убедиться, что не сотрется съемка чьей-нибудь свадьбы. Я нажал «проиграть», и на экране отобразилась чужая комната, полная окон и света – старое кондо Джейкоба, где никто из нас и представить не мог, что однажды рядом с кроватью на клочья разорвет инкуба.
Кровать, где я спал целую неделю. Громадная кровать.
Камера прошлась по комнате, выхватывая множество деталей, которые я помнил весьма смутно, и остановилась напротив гигантского кожаного дивана.
И Крэша, развалившегося на нем и ухмыляющегося от уха до уха. Без рубашки. Черт.
С Крэшем я познакомился в октябре, и у меня не было поводов видеть его без рубашки. Татуировка обнимала его левую руку рукавом слившихся в единую мешанину узоров. На правой абстрактный рисунок казался более продуманным, менее разрозненным. Живот выгнутой аркой украшало слово «Мэтти», выполненное в тюремном стиле тяжелым готическим шрифтом, а выше, темной дырой в грудине, была набита черная Дева Гваделупская с молитвенно сложенными руками. Вряд ли Крэш на самом деле сидел в тюрьме, но одевался он в стиле «плохого парня» с уверенностью человека, которому глубоко плевать, где делать татуировки: в модном салоне стерильными инструментами или в темной камере заточенной шариковой ручкой.
- Скажи пару слов для будущих поколений, - донесся голос Джейкоба из крохотных динамиков.
Крэш ухмыльнулся еще шире.
- Давай снимем собственное порно.
Ну ладно, я и сам первым делом подумал о том же. Тогда почему появилось чувство, словно мне врезали под дых?
- Чтобы ты смог торговать им в интернете? Даже не думай, - просто замечательно. Тон Джейкоба так и говорил: «не могу согласиться на это по моральным соображениям, но ты так сексуален, что я не могу сдержать улыбку».
- Я же должен как-то зарабатывать, раз уж ты отказываешься быть моим сладким папиком.
- Может, тогда стоит прекратить покупать мне такие дорогие подарки?
- Я выменял камеру на целую гору шалфея. И техника, кстати, не ворованная. Чувак отдал мне ее, даже не успев попользоваться, - улыбка Крэша стала такой широкой, что грозила порвать лицо. – К тому же, пятьдесят лет исполняется всего раз в жизни, - камера дернулась, Крэш пригнулся, и в то место, где только что была его голова, врезалась подушка. Тем летом Джейкобу исполнилось сорок пять, а не пятьдесят. – Ладно, ладно. Ты самый сексуальный мужчина средних лет, которого я знаю.
- Ну все, приятель, ты сам напросился, - Джейкоб отставил камеру в сторону, и она продолжала работать, записывая головокружительно-вдохновляющий вид верхнего угла музыкального центра. Звуки потасовки, перемежающиеся скрипом кожаной обивки, вопль Крэша: «Помогите, жестокость полиции!» и ответ Джейкоба: «Я сейчас покажу тебе «жестокость». И много смешков. И вздохов. И влажных звуков, которые не могли быть ничем иным, как страстными поцелуями.
- Эй, она все еще пишет, - наконец сказал Крэш. – Видишь красный огонек?
- Ты втянул меня в порнографию.
- Как будто тебе нужна была помощь, кобелина.
Стало тошно и физически больно. Мне намного больше нравилось, когда Крэш обзывал Джейкоба «ПсиСвином». И не совал ему в рот язык.
Диван громко скрипнул обивкой, раздался звук шагов, и пара рук поставила камеру ровно. Татуировки Крэша крупным размытым планом мелькнули перед экраном, затем камера сфокусировалась, и он попятился обратно к дивану, где теперь сидел Джейкоб, босой, в джинсах и черной футболке. Его ступни казались ужасно обнаженными.
Волосы у него были намного длиннее, чем я когда-либо видел. За такие очень удобно хвататься… Ради собственного спокойствия не стоило развивать мысль в данном направлении. Джейкоб развалился на диване, закинув одну руку за спину Крэша, пристроившегося в сгибе его локтя. И оба улыбались.
- С днем рождения, малыш, - сказал Крэш. – Это будет твой год.
Малыш? Мне резко стало не хватать воздуха.
Они снова принялись целоваться, в этот раз на камеру, и я приказал себе выключить видео.
Немедленно. Но по неизвестной причине, рука не послушалась приказа. Я рассудил, что лучше уж увидеть все до конца, чем потом постоянно представлять себе, что там происходило дальше. Во всяком случае, я на это надеялся.
А они целовались, да. И все время улыбались и трогали друг друга. Крэш вытащил футболку Джейкоба из-за пояса и скользнул под нее руками. А Джейкоб провел ладонями вверх-вниз по рукам Крэша, огладив его татуировки.
Разорвав поцелуй, они уставились друг другу в глаза. Казалось, что им очень комфортно вот так, просто смотреть друг на друга. Никто из них не нарушал тишину. Джейкоб первым отвел взгляд. Он дотянулся до коробки на кофейном столике – том самом, за которым я накануне ужинал - достал пульт и направил его на камеру.
Полсекунды темноты, помехи, а затем в кадре появился чудовищный племянник Джейкоба, Клэйтон, сидящий в черном кресле автомобиля, и зеленые деревья со слегка позолоченными ветвями, проносящиеся мимо окна. Голос Джейкоба: «Ты уже знаешь, кто будет твоим классным руководителем в этом году?».
- У меня каждую четверть новый учитель, - пацан выпалил фразу на одном дыхании.
- И какой у тебя любимый предмет?
- Не знаю, - Клэйтон старался говорить равнодушно, но внимание Джейкоба заставляло его улыбаться.
- Клэйтон очень хорош в математике, - женский голос. Вероятно, сестра Джейкоба, Барбара. Ненормальная, помешанная на контроле.
- Как насчет спорта? – поинтересовался Джейкоб.
- Не зна-аю, - протянул Клэйтон с глупой улыбкой на лице.
- А каникулы? Еще не закончились?
Клэйтон кивнул.
- Не хотите позавтракать?
Я выключил камеру. Мой собственный завтрак грозил покинуть меня от одного только воспоминания о том, как Крэш называет Джейкоба «малыш».
Захлопнув крышку камеры, я убрал ее в коробку и запихнул в дальний угол нижнего ящика стола. Если Джейкоб когда-нибудь спросит, можно со спокойной душой сказать, что даже не доставал ее, ведь видеотехника – это слишком сложно для меня. Так и скажу, если только Каролины не будет поблизости.
Я уткнулся лбом в клавиатуру и вздохнул. Когда Джейкоб снимал это видео, мы даже не были знакомы. И очень глупо чувствовать себя так, словно только что застал своего бойфренда целующимся с другим мужчиной. Хотя очевидная глупость поступков меня никогда не останавливала.
В кармане зазвонил телефон. Рингтон был общим, обозначавшим всех тех, кто не входил в десяток людей, звонящих мне регулярно. Я хотел дождаться, когда звонок уйдет в голосовую почту, но лежать на кнопках клавиатуры, пытающихся забраться в ноздри, было не очень приятно, к тому же, это мог звонить Джейкоб с какого-нибудь стационарного телефона. Несмотря на отчетливое ощущение, что Джейкоб влепил мне пощечину, ответить на вызов было необходимо. Так я мог сделать вид, что не рылся в чужих вещах и не психовал, глядя, как он сосется с парнем, с которым встречался год назад.
Я глянул на высветившийся номер – таксофон – и нажал кнопку ответа.
- Алло?
Сначала мне показалось, что слышу шум, такой, который отражается от стен в огромном зале, переполненном людьми. А потом разобрал плач.
Даже я не был настолько бревном, чтобы ляпнуть: «Кто это?», когда кто-то звонит и рыдает в трубку. Почти минуту я сидел и пытался сообразить, как выяснить по голосу личность звонящего. Похоже на женщину. Если только это не Клэйтон. Но он был слишком мелким, чтобы пользоваться таксофоном, ведь так? И разве дети в наши дни знают о существовании таксофонов?
- М-м… Привет? – снова попытался я.
- В-в-виктор… - и снова плач.
Так. Женщина. Круг понемногу сужается. Мои сослуживцы-женщины никогда не плакали, потому что копам положено держать лицо, если не считать Бетти, которой, наверное, разрешалось плакать, поскольку она была всего лишь секретаршей.