Учение Будды можно свести к одному наставлению, о котором мы уже упоминали: ни при каких обстоятельствах не привязывайся ни к чему, подобному «я» и «мое». Кто слышал эти слова, тот слышал все учение Будды. Кто воплотил их в практику, тот практикует учение Будды. Кто отведал их плодов, тот отведал плодов учения Будды.
И в сердцевине этих слов та концепция, о которой мы сейчас говорим, — концепция пустоты, или не-я. «Пустота» на санскрите — илуньята. Будда говорил, что он живет в шуньята вичара — доме пустоты. Именно из этого места он учил. Иными словами, ум Будды был пуст.
Все мы на самом деле пусты, так же как и Будда. Нам не нужно ничего менять. Проблема в том, что мы этого не видим.
Ум представляется нам чем угодно, только не пустотой. Человек имеет дело с непрерывным потоком представлений о том, кто он есть, кем был, кем будет, — и принимает эти умственные построения за «я». Подобные представления складываются у нас и об окружающих. Именно поэтому в отношениях людей царит такой хаос, причина которого — в беспорядочном нагромождении образов. Когда же этим образам что-то угрожает, мы страдаем.
На Западе люди склонны считать, что образ себя имеет реальное значение и что самореализация означает его трансформацию. Человек продвигается от убогого образа себя к хорошему, а затем — вне всяких сомнений — к великолепному. Иными словами, он продвигается от ночного кошмара к сладкому сну. С точки зрения медитативной практики любые образы равноценны и одинаково ложны. Когда практикуешь достаточно долго, все твои образы, даже самые любимые, рассыпаются в прах. Ты вообще перестаешь видеть сны. Просыпаешься.
Люди почему-то считают, что путь к счастью лежит через укрепление «я» — нужно сделать его более уверенным в себе, добыть для него побольше денег, обеспечить ему престижное положение в обществе, сделать внешне привлекательным. Практика не возражает против всех этих вещей как таковых. Но когда человек строит из них свое «я», это приводит к страданиям.
Будда сказал: «Рождение есть страдание». У этого утверждения есть несколько уровней значения. Очевидно, физический процесс деторождения подразумевает страдание. Кроме того, рожденное тело подвержено всякого рода страданиям, о которых мы уже говорили выше. Но у этих слов есть и более тонкий уровень смысла. Страдания возникают в результате рождения эго. Оно рождается и умирает на протяжении всего дня — всякий раз, когда та или иная ситуация вызывает в нас в новое ощущение «я».
Такое страдание настигает кого угодно. Оно настигает бездомного. Не просто потому, что он голоден, беззащитен и одет не по погоде — все это очевидно, — но и потому, что он отождествляет себя с ситуацией: «Я плохой. Я ничтожество. Я бомж». Подвержены страданиям и богатые люди. В годы великой депрессии в США некоторые настолько отождествляли себя со своей чековой книжкой, что, лишившись денег, совершали самоубийство.
В Таиланде я познакомился с одним монахом из Канады. Внешне этот человек выглядел как безупречный монах, но как-то раз он признался мне, что глубоко несчастен. Дело в том, что его целыми днями преследовала мысль: «Я — монах, я — монах». Иногда он бывал доволен этим образом себя — когда думал, что соответствует ему. Иногда же он мучился, когда считал, что не достоин звания монаха. В любом случае, этот образ стал для него обузой.
Человек, который ежедневно отправляется на Уолл-стрит в дорогом костюме, итальянских туфлях и самом роскошном плаще, какой только можно купить за деньги, но не отождествляет себя с этими вещами, — свободнее, чем тот монах в скромных одеяниях, для которого аскетическая жизнь стала ловушкой.
Важнейший вопрос данной практики и духовной жизни вообще: «Кто ты?» На первых порах ты отвечаешь штампами, стандартными образами. Но, приглядевшись к ним внимательнее, ты понимаешь, что они не выдерживают никакой критики. Все, что ты считаешь собой, приходит и уходит, все это лишено устойчивой сущности. По мере того как подобные образы меркнут, ты обретаешь связь с чем-то непостижимо огромным, глубоким и живым. В этом огромном пространстве можно жить, но дать ему название нельзя. Едва ты даешь ему имя, за это имя хватается эго — и пространство съеживается. Ты снова становишься просто маленьким человечком.