«Для меня или для тебя?» Слова вылетели прежде, чем я успел их убрать. Разве первое правило похищения не состоит в том, чтобы не дразнить тюремщиков? Или подожди. Это было для того, чтобы подразнить их, чтобы они разозлились и бросили тебя куда-нибудь?
Угол губы его дернулись, и у меня сложилось отчетливое впечатление, что этот человек редко улыбается.
— Для тебя, — невозмутимо произнес он холодным голосом. «Не волнуйся, Билли Эшфорд, я не планирую трогать тебя». Его ледяные голубые глаза скользнули по мне. — Нет, если ты об этом не попросишь.
Я усмехнулся. «Не задерживайте дыхание». Еще одно подергивание губ. Я принял его помощь и встал, стараясь не подвергать себя опасности. «Было бы вежливо подождать, пока я оденусь, чтобы меня похитить».
«Я подумаю об этом в следующий раз».
Мои глаза вылезли из орбит. «Следующего раза не будет. Ты пожалеешь об этом».
"Очень вряд ли." Его голос был холодным, сдержанным и уверенным.
Я тяжело сглотнул. — Ты планируешь меня убить?
Он обернулся. «Это зависит от вашего мужа и тестя». Сенатор Эшфорд ? Да, этот подлец с радостью позволил бы мне умереть. Хотя Уинстон не стал бы. Он пришёл за мной, я просто знал это. "Подписывайтесь на меня." Он не стал ждать и отошел от меня длинными, ровными шагами. — Если только ты не предпочтешь остаться здесь, где любой из моих людей сможет схватить тебя.
Это заставило меня двигаться вперед. Я побежал за ним, мои три шага совпадали с его шагом.
Мы прошли по коридору, затем поднялись по лестнице, где мужчины препирались на иностранном языке (восточноевропейском, если я правильно напрягал слух), идя по коридору.
«Черт возьми», — пробормотал я, заметив картину Моны Лизы и пытаясь понять, что она здесь делает. Оно должно быть выставлено в Лувре. Я только что вышел из заплесневелой, вонючей тюремной камеры, и эта всемирно известная картина была одной из первых вещей, с которыми я столкнулся. Я изо всех сил пытался осмыслить это, когда заметил геральдическую лилию, символ, обозначающий французскую монархию. Затем я заметил планеты и божества, изображенные на потолках, и точно понял, где мы находимся. Хотя это не имело абсолютно никакого смысла. «Мы в Версале?»
"Были закрывать." Данил бросил взгляд через плечо. "Умная девушка."
— Не умный человек, — пробормотал я. Почему он не боялся, что я нападу на него сзади? Может потому, что я голый под халатом и оружия не видно. «Я удивлен, что это место еще не кишит полицией».
«Этого не будет. Это арендованная часть территории Версаля.
— Но Мона Лиза…
«Не находится на своем обычном месте на витрине», — невозмутимо заявил он. "Очевидно."
— Понятно, — сухо согласился я.
Его телефон завибрировал, и он опустил на него взгляд. Его бровь нахмурилась, когда он прочитал сообщение на своем телефоне.
Он поднял голову, выражение его лица было сдержанной маской. Черты его лица были слишком резкими, лицо слишком резким, глаза прикрытыми. Он был тьмой, одетым в эдвардианский костюм и дорогой «Ролекс», навлекающий на себя неприятности.
Да, это было все.
Внезапно он остановился перед богато украшенной дверью, покрытой золотыми мотивами и царскими скрещенными буквами. Он распахнул ее, жестом приглашая меня войти. С грохотом в сердце я вошел в комнату, Данил шел прямо за мной.
Он посмотрел на троих мужчин в комнате, которые смотрели на меня так, словно я был их билетом на что-то большое.
— У меня есть кое-что срочное, о чем нужно позаботиться. Он повернулся и посмотрел на остальных мужчин. «Берегите ее».
И вот так он оставил меня наедине с волками.
Трое мускулистых силовиков окружили меня, глядя на меня, как на конфету.
Каждый из них сделал шаг вперед, а я сделал два назад, намереваясь сохранять дистанцию. Однако, очевидно, эти мужчины принадлежали к культуре, которая не уважала личное пространство. Я слегка покачал головой от такой глупой мысли. Каждый плохой мужчина, независимо от культуры, отказывался уважать личную жизнь и пространство женщины.
Еще один гу Я вошел в комнату и внутренне застонал. Еще одна угроза, о которой стоит беспокоиться.
Он выглядел намного лучше, чем шуты, пытавшиеся меня запугать. На самом деле он был великолепен, несмотря на шрам, идущий от его левого виска до челюсти. Где я видел его раньше?
Потом я вспомнил. Он был мужчиной в моей квартире.