Сэйбом заинтересовался поднятыми в ней вопросами и начал расспрашивать своих пациентов, переживших временную смерть. К его удивлению, их рассказы подтвердили описанное Моуди. Эти люди рассказывали, что, оставив тело, они могли: свободно перемещаться куда угодно, видеть и слышать происходившее в других помещениях и коридорах больницы, смотреть со стороны на свое собственное бездыханное тело, лежащее на операционном столе, и видеть, что с ним делают врачи и медсестры, пытавшиеся вернуть его к жизни.
Доктор Сэйбом собрал и опубликовал 116 случаев. Для своих наблюдений он отбирал только уравновешенных и психически здоровых людей. Сэйбом лично проверял, совпадают ли рассказы больных с тем, что в это время происходило в действительности: применялись ли именно те методы оживления и аппаратура, которые описывали люди, бывшие в это время мертвыми; действительно ли в комнате для ожидающих находились именно в то время и именно те люди, о которых рассказывали возвращенные к жизни.
Он составлял подробные протоколы с учетом времени, места, участников, произнесенных ими слов и т. д. Исследования доктора Сэйбома полностью подтвердили, что и после смерти тела существование личности продолжается (она видит, думает, слышит, понимает, как и раньше).
«Мы знаем, что разделение тела и сознания вполне обычное явление, — пишет Лайэлл Уотсон (США) в книге «Ошибка Ромео», — у нас нет достаточных оснований накладывать на этот процесс пространственные или временные ограничения. Условия отрешенности, путем сознательного контроля, весьма напоминают те, которые спонтанно возникают при анестезии, потере сознания в результате несчастного случая и умирании. Если разделение тела и сознания может происходить в живом организме, а мы находим тому достаточно подтверждений, тогда нет основания отрицать, что оно может происходить и в организме, находящемся в том состоянии, которое следует за клинической смертью. <…>
Каждое тело имеет биоплазменного двойника, который существует на менее физическом [тонком] уровне, принимает приблизительно те же формы, что и тело, и имеет отношение к контролю и организации жизненных функций. Его нелегко измерить, но его существование вытекает из практики иглоукалывания и может обнаружиться с помощью специальной техники, состоящей из высокочастотной аппаратуры. Оно не исчезает и в момент клинической смерти».
Как отмечает ряд исследователей, не все случаи околосмертного опыта связаны с клинической смертью. Порой люди переживают аналогичное состояние, оказавшись в ситуациях, угрожающих их жизни. Первые наиболее обстоятельные исследования в этой области выполнил известный исследователь Альп Альберт Хейм, цюрихский профессор геологии. Пережив несколько случаев падения в горах, которые едва не закончились трагически, Хейм заинтересовался субъективными переживаниями людей, оказавшихся в критических ситуациях. В течение нескольких десятилетий он собирал отчеты людей, прошедших через смертельно опасные ситуации. Это были строительные рабочие, падавшие с высоты, солдаты, раненные в бою, люди, попавшие в железнодорожные катастрофы, и альпинисты, сорвавшиеся во время восхождений в горах, но оставшиеся в живых. Изучение многочисленных случаев привело Хейма к выводу, что субъективные переживания состояния неминуемой смерти приблизительно в 95 % случаев сходны между собой. Различия были лишь в незначительных деталях.
Почти все люди, столкнувшиеся лицом к лицу с неизбежностью гибели, не испытывали отчаяния, горя, растерянности, дезориентации, замешательства, обычно поражающих людей во время ситуаций, прямо не угрожающих их жизни. Напротив, в эти минуты активность и скорость мышления увеличивались в сотни раз.
Восприятие событий и осознание их трагического исхода были очень ясными. Течение времени, при этом, в сознании как бы замедлялось, люди действовали четко, реалистично оценивая ситуацию. Все это обычно сопровождалось мысленным проигрыванием основных событий жизни потерпевших, божественными звуками музыки необыкновенной красоты. Вот отчет самого Хейма о несчастном случае, произошедшем с ним в Швейцарских Альпах во время занятий альпинизмом (публикация в ежегоднике Швейцарского альпийского клуба под названием «Замечания по поводу падений, опасных для жизни», 27 (1892):327):
«Поскользнувшись и начав падать, я сразу же понял, что грохнусь о скалу, и живо представил силу предстоящего удара. Пытаясь затормозить движение, я стал цепляться скрюченными пальцами за снег. Руки покрылись кровью, но чувства боли не было.
Я ясно слышал удары головы и спины по всем выступам скалы и глухой удар снизу. Но боль я почувствовал лишь несколько часов спустя. То, что я ощутил за пять-десять секунд, невозможно описать и за десятикратный промежуток времени. Все мои мысли были абсолютно логичными и четкими. Они ни в коем случае не походили на сновидения.
Прежде всего я оценил перспективу и сказал себе: «Та часть скалы, на которую меня вскоре швырнет, уходит отвесной стеной вниз, поскольку мне не видно было подножия. Было очень важно, лежит ли у подножия снег. Если да, то снег, стаявший со стены, окружает основание скалы валом. Если я упаду на этот снежный вал, то, возможно, останусь живым, в противном случае — ударюсь о камни, и при падении с такой скоростью смерть неминуема. Если в момент удара я не погибну и не потеряю сознание, то должен сразу же достать маленькую фляжку с уксусным спиртом и капнуть несколько капель на язык. Мне не следует избавляться от альпенштока: он, может быть, мне еще пригодится». Поэтому я крепко держал его в руке. Я подумал, что хорошо бы снять и отбросить очки, чтобы уберечь глаза от осколков, но меня так быстро вращало, что у меня не было силы поднять для этого руки. Затем последовал ряд мыслей и соображений относительно тех, кто остался позади. Я сказал себе, что как только приземлюсь, независимо от тяжести полученных ран, надо тут же позвать спутников, чтобы успокоить и сказать им, что со мной все в порядке. Тогда брат и трое друзей смогут прийти в себя и осуществить довольно трудный спуск ко мне. Следующей мыслью было, что я не смогу дать первую университетскую лекцию, которая была уже объявлена и должна состояться через пять дней. Я представил, как весть о моей гибели достигнет любимых мною людей, и мысленно их утешал. Затем я увидел всю свою прошлую жизнь в виде многочисленных картин, как бы разыгрывающихся на сцене на некотором расстоянии.
Я был главным героем представления. Все было прекрасно, свободно от горя и как бы преображено райским светом. Противоречия переродились в любовь. Приподнятые и гармоничные мысли соединяли отдельные образы и царили над ними. Божественное спокойствие окутало душу. Прекрасные небеса, разукрашенные розовыми и фиалковыми облачками, на вечные времена раскрывались передо мной. Я погрузился в них и увидел, что теперь нахожусь в свободном падении и подо мной — снежное поле. Мысли, объективные наблюдения и субъективные чувства развертывались одновременно.
Затем я ощутил тупой удар, и падение закончилось».
Другой пример Хейма — это отчет студента теологии, попавшего в 1891 году в железнодорожную катастрофу, когда обрушился Моншенстейнский мост. «Когда мы подъезжали к мосту через Бирс, — рассказывает студент, — я неожиданно ощутил резкий рывок. В тот же момент поезд внезапно остановился. Инерция движения отбросила пассажиров прямо к потолку. Из-за оглушительного металлического скрежета, я предположил, что произошло столкновение. Открыв дверь, сделал попытку выйти, но увидел, что следующий за нами вагон задрался вверх и грозил рухнуть на меня. Тогда я вернулся на место и собрался крикнуть соседу: «Отойдите от окна!»
Я закрыл рот, сильно прикусив язык, поскольку в кратчайшее мгновение произошло кошмарное падение. Я машинально вцепился в сидение. Руки и ноги функционировали нормально. Со скоростью молнии, на рефлекторном уровне стал отбиваться от досок, жердей и скамеек, валящихся на меня. В это время самым четким образом пронесся поток мыслей. Они говорили: «Следующий удар убьет меня».
Перед глазами стала быстро проноситься цепь картин, на которых представало всё мною любимое и то прекрасное, что я когда-то испытал. В перерывах между картинами звучала могучая мелодия прелюда, которую я слышал утром: «Бог всемогущ, небеса и земля покоят ся в Его руке; мы должны склониться перед Его волей». С этой мыслью в душе, находясь в центре происходящего вокруг смятения, я был захлестнут чувством бесконечного покоя. Вагон тряхнуло еще дважды, а затем его головная часть неожиданно врезалась в Бирс под прямым углом, а задняя, где я находился, раскачивалась из стороны в сторону, то свешиваясь над ограждением, то вновь наклоняясь к реке. Вагон был вдребезги разбит. Я лежал, зажатый со всех сторон, засыпанный грудой скамеек, досок, и ждал, когда на мою голову обрушится следующий вагон. Но неожиданно наступила тишина. Грохот стих. Кровь капала со лба, но боли я не ощущал. После непродолжительного барахтанья я выбрался из-под груды обломков и вылез через окно. Только тут я понял кошмарный масштаб произошедшей катастрофы».