Иногда её пребывание в больнице было даже к лучшему. Она была больна и нуждалась в помощи, и, по крайней мере, так она защищала своего сына.
Но в других случаях она винила Джона в том, что он был причиной такой депрессии. Затем она оставляла своего единственного ребенка собирать осколки своего эмоционального теракта и физического разрушения их дома, пока сама получала оплачиваемый государством отпуск на выходные. Даже если выходные были в психиатрической больнице.
Тот раз был одним из последних. Джона появился поздно вечером, выглядя так, как будто кто-то переехал его. Я видела, как он плакал, когда мы были маленькими, но мне было семнадцать, а ему тогда было почти двадцать... И прошло много времени с тех пор, как он выглядел таким... подавленным.
Моя мама сразу же приняла его в нашем доме. Даже отец был добр к нему. Они ничего не могли для него сделать, кроме как накормить его и дать ему место для ночлега. Он был взрослым. Предполагалось, что его мама больше не сможет его подавлять.
Но она всё равно делала.
Ох, как она это делала.
Уилл тоже был дома. Они засиделись допоздна, разговаривая, выпивая и, в конце концов, отключились. Мне пришлось уйти в школу до того, как они проснулись, но я не могла дождаться, когда вернусь домой и пообщаюсь с Джоной. Мне было так плохо из-за него. Но мне также нравилось быть его другом. В семнадцать лет Уилл начал чаще позволять мне ошиваться поблизости. Я уже не была для них такой раздражающей, как раньше. Я могла даже рассмешить их и победить в видеоиграх.
Вечер был таким, каким я надеялась её видеть. Я помогала маме готовить ужин, и мальчики были в восторге от её домашней запечённой курицы и картофеля с сыром. Тогда Уилл, Чарли, Джона и я начали киномарафон. Очевидно, Остин Пауэрс. Но Чарли бросил нас, чтобы поиграть в видеоигры в своей комнате. И в какой-то момент Уилл тоже решил лечь спать.
В итоге остались только Джона и я. И точно так же, как и прошлой ночью, мы начали с противоположных концов дивана и каким-то образом добрались до середины. Мы смеялись над фильмом. И шутили. И продолжали прикасаться друг к другу. Сначала кокетливо, когда ты задерживаешься, но убираешь руки. Потом мы перестали отдёргивать руки. И просто прикасались.
Я смотрела на него, когда шли титры. Он оглянулся. Его серо-голубые глаза потемнели и стали услаждающими и каким-то образом оживляющими. Я выпалила то, что хотела сказать ему годами.
— Мне жаль, что твоя мама не знает, какой ты удивительный.
А потом я не была уверена, кто двинулся первым или кто кого поцеловал, но мы внезапно начали целоваться.
До Джоны я целовалась только с двумя другими мальчиками. Первый был, ну, совсем ребенок, который умолял меня поцеловать его под трибунами после школы, и это стало полной катастрофой. А второй поцелуй произошёл пару месяцев назад на вечеринке. Я была влюблена в Джону уже тогда, но Колин был милым парнем из моего класса естествознания, и я чувствовала, что... Я должна была хотя бы иметь некоторое представление о том, что я делаю, если я когда-либо надеялась произвести впечатление на Джону, который в то время учился в колледже и уже встречался со многими девушками.
Честно говоря, я никогда по-настоящему не ожидала, что дойду до этого момента. Джона был настолько не в моей лиге. Так далеко за пределами моих надежд и мечтаний. Он был до такой степени всем, чем я была одержима, и всем, к чему я боялась стремиться.
Но мы... целовались... и целовались... и целовались... и я думала, что воспламенюсь прямо тогда и там. Он ладонями обхватил моё лицо. Его пальцы были грубые и мозолистые, там, где моя кожа была гладкой и нежной. Его язык был настойчивым и исследующим. Он издал горловой звук, который, как я знала, означал, что ему это нравилось так же сильно, как и мне. И как раз в тот момент, когда я подумала, что мы сделаем шаг вперёд... Он оттолкнул меня.
— Я не могу, — пробормотал он. Он резко сел и вытер рот тыльной стороной ладони. — О, чёрт, мне так жаль, Элиза. Я не могу.
Кое-как у меня получилось выдавить что-то вроде:
— А?
Джона откинул руку на спинку дивана и ударил кулаком по подушке.
— Он убьёт меня.
Я попала в какой-то космический мир грез, где сидела на облаках и всё время чувствовала себя прекрасно, и имела доступ к губам Джоны Мейсона, поэтому, когда он оттолкнул меня, я не вернулась к реальности. А свалилась со своего пухлого, веселого облака, молниеносно пронеслась сквозь время и пространство и с оглушительным стуком приземлилась обратно на землю. Моё тело болезненно заныло от удара. И всё же мне удалось спросить:
— Что?
— Чёрт, Элиза, я не должен был этого делать.
— Делать что? — спросила я как полная идиотка.
Его лицо было пунцовым, и он почти прыгнул на другую сторону дивана, чтобы проложить между нами как можно больше пространства.
— Это! — драматично сказал он, указывая на меня. — Я обещал Уиллу, что никогда не прикоснусь к тебе. Вот так. Я поклялся своей жизнью, что никогда, эм, не буду с тобой.
Кусочки этой головоломки были передо мной, но я как в замедленной съёмке пыталась собрать их воедино.
— Подожди, ты обещал Уиллу? Что ты обещал Уиллу?
— Ты его сестра, — сказал он прямо, как будто я каким-то образом забыла. — И он мой лучший друг. И дело не в том, что я не считаю тебя потрясающей, потому что я так думаю. Ты потрясающая, Элиза. И такая хорошенькая. И приятная. И...
Он говорил только хорошие вещи, но по какой-то причине они ощущались как удары под дых вместо комплиментов. Я не хотела слышать, какой потрясающей он меня считал. Или какой удивительной. Или какой я была хорошенькой.
Я хотела, чтобы он снова пришёл и сел рядом со мной. Перестал говорить об Уилле и начал говорить о нас. И, чёрт возьми, мне нужно было, чтобы он поцеловал меня снова. Прямо тогда.
— Я не понимаю, — сказала я ему.
Мои руки начали дрожать, и я почувствовала, как подступают смущающие слезы. Я не собиралась плакать из-за этого.
Ладно, это была ложь. Я собиралась рыдать из-за этого вечно. Но, как минимум, я не собиралась делать это перед Джоной.
Я приберегу слёзы на потом, когда смогу запереться в ванной, залезть под обжигающе горячий душ и свернуться калачиком на полу. Тогда я заплачу. И буду плакать. И плакать.
Но не сейчас.
— Ты мне нравишься, Элиза. По-настоящему, ты мне нравишься. Ты такая классная. Ты именно та девушка, с которой я хочу встречаться. Но...
Моё сердце ушло в пятки, а тошнотворное ощущение в животе усилилось до такого, что я готова была поклясться, что моя кожа действительно позеленела. Никто никогда не ненавидел это слово больше, чем я в тот момент.
Никто.
— Но... — продолжил он. — Моя дружба с Уиллом слишком важна, чтобы всё испортить. Мне жаль. Он так много сделал для меня. Он фактически спас мне жизнь. Я обязан ему всем. И это убьёт его, если мы... если я когда-нибудь…
Его взгляд стал яснее, и он посмотрел мне прямо в глаза. Эти глаза, которые были такими переменчивыми, стали твёрдыми, серо-стальными.
— Этого не может случиться, Элиза. Никогда.
Этого не может случиться. Никогда. Он имел в виду его и меня. Он имел в виду наш поцелуй. Он имел в виду, что, несмотря на то, что я ему нравилась, мой брат нравился ему больше.