И мне страшно, что он уйдёт, но Алоис её мягко журит:
– О, как грубо. Чему ты учишь ребёнка?
Тётя недовольно фыркает.
– Ладно, воспоминания обо мне исчезнуть поутру, так что выбор значения не имеет, – Алоис манит пальцем одну из книг, и она летит к нам: «Сказки» в кожаном переплёте, с богатыми, но немного ужасающими иллюстрациями.
– Итак. Жил-был богатый купец, у которого...
Едва Алоис начинает читать, мне хочется спать. Я борюсь с дремотой, оттягивая момент исчезновения волшебного сказочника, я держусь за него, слышу биение его сердца и молюсь, чтобы утром он был здесь, чтобы он делал этот дом не страшным, чтобы он обнимал меня, как это делали мама и папа, чтобы он...
– Ты не уйдёшь?
– Я ещё успею тебе надоесть.
Я чувствую прикосновение его губ к моему лбу – и лёгкое, тёплое прикосновение магии.
Глава (2)12. Любовник с тьмой в глазах
Я распахнула глаза: надо мной – синее гладкое небо Африки. Эрнест что-то непрерывно говорил. Ветер осторожно подёргивал седую прядь спавшего рядом Алоиса. Возле нашей тюрьмы, лицом к нему, спала Патрисия. Я смотрела на обтянутую рубашкой спину Алоиса, помнила, как я прижималась к нему, то чувство покоя и защищённости – так сильно, что хотелось прижаться снова.
– Уха-ха-ха! – смеялся лес.
Минуты шли, а сон не забывался – я помнила его так ярко, словно это произошло только что. Почему?
«В прошлый раз, когда Алоис взламывал заклинание забвения Каннингэма, я заметила закрытые блоки памяти и решила, что неплохо бы взломать и их», – призналась Доминатрикс.
«Почему сейчас?»
«Другой возможности может не представиться».
«Может, лучше не помнить то, что скрыто», – я смотрела на Алоиса, на разметавшиеся волосы: он был таким добрым тогда, таким… я обхватила себя за плечи: со смерти родителей меня обнимали только он и Герда. Это было трудно забыть, особенно когда память о прошлом вдруг вырвалась на передний план.
«Поверить не могу, что вела себя с ним так нелепо», – мне было до слёз стыдно за ту маленькую доверчивую девочку, которая к нему тянулась.
«Почему нелепо? Детям свойственна потребность в объятиях. И взрослым тоже, даже если они этого не признают».
А ведь Доминатрикс уже несколько столетий не испытывала ничего подобного – меня мороз пробрал от тихого ужаса. Я повернулась на другой бок: обтесанные стволы лежали друг на друге, Эрнест объяснял тонкости связки их в плот с помощью лиан.
По берегу возвращалась Виктория, иногда легко перепрыгивая с камня на камень; в одной руке болталась связка серебристо поблёскивавших рыбин, в другой – пять небольших освежеванных птиц.
– Уха-ха-ха!!
– А, Тори, – Эрнест помахал ей рукой, но лицо Виктории осталось мрачным.
– Где ты шлялась, Шварц? – не оборачиваясь, продолжал накручивать лиану Виктор.
Эрнест натянуто улыбнулся:
– Вик…
– Мы тут почти всё сделали, – Виктор дёрнул лиану, скрипнул зубами от напряжения, – пока ты прохлаждалась.
Гневно посмотрев ему в спину, Виктория смолчала.
– Эй, я с тобой разговариваю, – Виктор глянул через плечо, нахмурился, вернулся к связке брёвен.
– Тори, я знаю множество рецептов приготовления дичи и рыбы на костре, тебе несказанно повезло, что ты оказалась здесь со мной: ты не найдёшь лучшего… – Эрнест сник под её убийственным взглядом. – Я так понимаю, ты справишься сама, да?.. Хорошо, не буду мешать… Э-э… с костром помочь?
Оставшиеся от срубленных деревьев ветви лежали в нескольких кучах, одна из них, возле которой остановилась Виктория, моментально вспыхнула и превратилась в двухметровый столб пламени.
– Вижу, ты сама справилась, – Эрнест поспешно занялся разложенными на земле лианами.
«Она мне нравится», – улыбнулась Доминатрикс.
Виктор стягивал брёвна, мышцы его блестели от пота, красиво играли – я могла бы смотреть на него вечно. Но Доминатрикс решила иначе:
«Извини, у нас другие дела. Посмотришь на него в другой раз. А сейчас – спи».