И что сказать? Я лежала, бабочка кружила передо мной багряными листьями осеннего граба. Медленно, но уверенно переползал в нашу сторону по ветке потемневший в её цвет хамелеон. Сердце Доминатрикс защемило: «Ты даже не представляешь, каким волшебным казался этот мир после нашего серого Альбиона: мы словно в рай попали».
Как она могла говорить о подобных глупостях сейчас? «Это всё, конечно, впечатляюще, но… Доминатрикс, что мы будем делать?»
«То, что скажет он», – она повернула голову к корням тюльпанного дерева. И едва я, уже предчувствуя ответ, спросила: «Кто?» – из-под прикрытия зелёно-оранжево-красной кроны выступил серебряный лев в красных росчерках ран, грива некрасиво склеилась от грязи и крови. Взгляд… был страшным.
Моё сердце ухнуло в пятки.
«Виктор…» – я с ужасом смотрела угольно-чёрные глаза поднимавшегося на задние лапы, лысевшего животного.
Превратившись в человека, Алоис строго спросил:
– Почему вы сбежали?
– Испугалась, – носом столкнув нож, Доминатрикс с ветки на ветку спрыгнула вниз.
Нож торчал в земле, совсем рядом с лезвием торопливо промчался нагруженный трупом жука большой рыжий муравей. Доминатрикс хотела бы созерцать его, природу вечно, забыться в красоте окружающего, но она понимала, что ей этого не позволят, больше никогда не позволят. И она медленно вернула человеческий облик:
– Испугалась. Я просто испугалась. Веришь?
– Понимаю, – кивнул Алоис.
В его волосах была кровь, на плечах и руках темнели неровные полоски корочек. На бедре был некрасивый, искажённый трансформацией укус. И на икре. У основании шеи, почти не заметный под волосами. Доминатрикс любовалась им:
– Кэрри интересуется…
– Виктор жив. Мы всё выяснили. Но он… Натравит на нас всех, кого сможет. С его репутацией может не получиться, но на всякий случай следует поскорее закончить с делами.
– Дела… – Доминатрикс горько усмехнулась, заглядывая в чёрные зеркала глаз. – Это только дела для тебя.
Отводя взгляд, поджимая губы, он выглядел виноватым. Навязчиво заливались птицы. В буйном цветении джунглей бурлила жизнь.
И Доминатрикс, эта одиозная, почти демоническая личность, о которой писано много книг и немерено статей – она бросилась на шею учителю банальных законов общества и взмолилась:
– Алоис, помоги, – она жалась к его пересечённой шрамом груди, роняла огромные солёные слёзы, дрожала, боялась больше, чем за миг до смерти, и умоляла: – Алоис, я не хочу стать причиной войны. Алоис, ты же понимаешь, что я никому не буду давать покоя, это же бессмертие, Алоис, доказанное бессмертие, ты понимаешь?!
Пальцы утопали в его грязных, колючих от засохшей крови волосах. Он молчал. У Доминатрикс сердце разрывалось, а он молчал.
– Не делай этого, Алоис. Я… я не хочу стать причиной нападения на моё королевство. Я справлялась с поселением, но не потяну современную страну. Алоис, ты слышишь?! – боясь посмотреть ему в глаза, она ударила кулаками в его грудь. – Ты понимаешь, что мы можем всё, абсолютно всё разрушить?!
А ведь она была права: в этом мире укоренилось представление о ней, как о дьявольском отродии. Её будут бояться и ненавидеть. От неё будут ожидать зла и войны с церковью. Церковники не смогут оправдывать своё бездействие по отношению к Королевству.
И бессмертие.
Никогда не рассматривала серьёзно её ситуацию в таком ключе, но возрождение Доминатрикс докажет несостоятельность постулата церкви о том, что жизнь в руках бога и только бог может её даровать и возвращать.
Пережившая столетия, возрождённая – кто она, как не свидетельство возможности продлить, заново начать жизнь? А жизнь в чужом теле – тоже форма бессмертия.
Кажется… кажется, мы собирались сделать что-то не то.
– Алоис, – Доминатрикс захлёбывалась рыданиями. – Не оставляй меня… одну. Я не справлюсь.
– Вы вернётесь к жизни.
– Это будет не жизнь – проклятие! – она снова била его по груди. – Разрушить смысл своей жизни – проклятье!