Выбрать главу

Безмолвно втащив меня в пентаграмму, Алоис с силой притянул мою руку к полу, и наручник, злобно клацнув, кинулся на запястье, сомкнулся холодно и колюче. Я дёрнулась, ржавый металл больно врезался в кожу.

– Ал-лоис, – Доминатрикс заглянула в его бездушные глаза. – Ты… ты не справишься с потоками магии, не вытянешь их без инструкции: гримуар, тебе нужен гримуар…

И вдруг она поняла, и я вместе с ней: книги, которые Алоис забрал из пещеры – две книги. Две! Дедалиону он дал одну. Вторую никто не видел, не спрашивал, не интересовался даже. Холодея, Доминатрикс сдавленно спросила:

– Откуда он у тебя?

– Ты знаешь, – Алоис, помедлив, убрал выбившуюся прядь с её лба. – Или догадываешься. Но не заметить, не почувствовать основу силы хотя бы интуитивно ты не могла.

Бешено стучавшее сердце рвалось из стывшей груди.

– Ты не сможешь его прочитать, – слёзы хлынули из глаз.

– Я знаю шифр, – и он снова таким знакомым движением убрал прядь.

– Н-нет, – замотала головой Доминатрикс.

– Страсть ко мне – просто давняя привязанность. Радуйся свободе, птица, я открываю твою стальную клетку.

«О чём вы?» – я вглядывалась в его лицо, красивое и жуткое в сумрачном освещении, в чудовищной решимости идти до конца ради… любви?

Сердце замирало, сбивалось с ритма, ужас холодом парализовывал ноги и руки.

«Он наследник Бенегера, – долетали до меня лихорадочные мысли Доминатрикс. – Его отец – он, наверное, был похож на него – та же одержимость, я не позволяла себе задумываться. И… эксперимент, наверное, проводил, начитавшись гримуара запретных практик по усилению… там был раздел о повелителях ведьм. Точно был».

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Э… наследственно ненормальные экспериментаторы? Воспользовавшись ужасом Доминатрикс, я спросила:

– Алоис… я переживу это?

Я как-то думала, он использует другую женщину или труп, но ничего такого поблизости не было, из чего он собирался делать тело Доминатрикс?! Алхимия не нашла способов создавать даже подобие живого тела, а он… Что, если он возродит её из меня?

Перевернувшись на четвереньки, я поползла. На втором запястье громко захлопнулись кандалы. Я дёрнулась, уже и Доминатрикс попробовала разомкнуть их магией – без толку. Странное, всё проржавевшее до ветхости железо держало крепко и гасило магию.

– Что это за место? Я не помню его, – Доминатрикс шарила взглядом по кандалам.

Навалившись коленом на поясницу, Алоис прижал нас к камню, лодыжки царапнуло железо, кандалы сомкнулись.

– Здесь твои названные сёстры убивали Бенегера и его ведьм. На тринадцать поколений запертая здесь сила ушла из рода, отравляя землю и людей. Запрет на приближение повелителей ведьм глупой мстительностью не был – его диктовала насущная потребность препятствовать передаче. Но запрет был нарушен…

Убрав колено с поясницы, – дышать стало легче, – Алоис развернул Доминатрикс лицом к себе, и цепи с вязким звоном перекрестились, они висели достаточно свободно, но от ужаса невозможно было пошевелиться, невозможно просто сказать: «Пощади».

– Ты сошёл с ума, – выдавила Доминатрикс, и губы задрожали в болезненной улыбке. – Это просто месть, да?

Прикрыв тьму глаз веками, Алоис отрицательно качнул головой:

– Нет, – его голос звучал надломлено. – Нет, я просто… Я…

Он коснулся своих век дрожавшими пальцами.

– Алоис, не делай этого, – сипло взмолилась Доминатрикс, цепляясь за его плечи, волосы. – Это изменит историю магии, откроет дорогу запретным исследованиям.

– Они и так ведутся, – оттолкнув нас, Алоис выпрямился, отошёл к почти сливавшемуся с полом сундуку. – Всё это запретное, тёмное, жестокое. Теперь, когда политики кричат о правах и защите населения, когда подписаны ограничительные законы и пакты, а конфессии на редкость единодушны в запретах, за всей этой глянцевой картинкой порядочности и гуманности – за всем этим прячется та же тайная для обывателей мерзость. Думаешь, сейчас не делают гримуаров? – он хрипло усмехнулся и вытащил из сундука деревянное ведро. – Делают, до сих пор делают. Не так претенциозно, не из человеческой кожи… хотя и из человеческой кожи делают: знаю одного любителя, у него все литературные произведения в личном издании – из кожи человеческой, костей и волос. Прекрасная коллекция, ничего не скажешь, в наш просвещённый век.