Время шло. И однажды утром, раздвинув шторы, получив в лицо солнечным лучом и оглядев облитую золотом комнату, – стол, лампу, кровать, венецианское зеркало, кресла и шкаф, в котором больше не было книг о «самой ужасной» ведьме, – внезапно поняла: я свободна.
Пусть надо носить бирку инквизиции, пусть пропали несколько лет жизни, но я свободна, и Лондиниум – он тоже прекрасен, и мне всего девятнадцать, жизнь только начинается, и теперь я вправе распоряжаться ей, любить, просто жить.
Позвонив Каннингэму, я получила разрешение закончить образование в Ордене. Да, закончить образование и строить свою жизнь – подальше от кошмарного дома Вайсов и от вечно недовольного, грубого Виктора тоже. Обойдусь без такого «прекрасного» рыцаря.
Эпилог. Начало
Учебный замок Ордена Феба гудел и содрогался от музыки. В коридорах немилосердно взрывались петарды, над островерхими крышами грохотали салюты.
Среди шума и суеты Кэрри явно чувствовала себя неловко, она то и дело одёргивала тёмно-синие перчатки до плеч, белое кружево лифа и облегчённо выдохнула, когда большой медный колокол протяжно загрохотал, призывая на праздничный пир по случаю начала учёбы.
Младшие ученики школы покатились в трапезную с визгом и писком, дети постарше шли чуть степеннее, студенты первых курсов академии проносились с гиканьем и свистами, празднуя вступление в почти взрослую жизнь, некоторые из почти выпускников тоже. Были и степенные дети. Девочки и девушки шуршали платьями, хотя сегодня им можно было одеваться свободно, и некоторые радостно рассекали в брюках.
Два крыла просторной столовой сходились на возвышении для преподавательского стола. Пропустившая самых нетерпеливых Кэрри шагнула в ярко освещённый огромный зал и, скользнув взглядом по полукруглому учительскому столу, остановилась: по её на мгновение побледневшим щекам пополз румянец.
Алоис.
Бледный, измученный, точно после долгой болезни, он сидел по левую руку от раскрасневшегося, довольного Каннингэма – просто серая тень. И сердце Кэрри дрогнуло. Её подтолкнули в спину, и она, потупившись, пошла дальше, уселась за ломившийся от угощений стол, не выдержав, робко подняла взгляд.
Нет, ей не мерещилось: Алоис действительно был там. Он смотрел в тарелку, но, ощутив пристальный взгляд, приподнял голову, посмотрел – коротко, болезненно, и снова уставился на нетронутое заливное. На перечёркнутой шрамом руке блестел чёрный бриллиант в пасти серебряного льва.
После двух месяцев скитаний по джунглям Алоис вернулся – сам – в то место, которое привык считать домом. Это было внезапное открытие: в труднейший момент, когда небо снова поменялось местом с землёй, а смерть казалась благом, вдруг ощутить, что есть место, в которое хочется вернуться, при одной мысли о котором становится легче. До этого Алоис не думал, что у него есть дом… и друзья. Он словно очнулся от затяжной лихорадки, смог дышать.
По другую сторону от Каннингэма – тот чувствовал, кого надо держать под присмотром – сидел Виктор: яростно стискивая вилку и нож, он поминутно косился на дальний край стола и в который раз, против воли, против здравого смысла, изнывал от ревности. Там сидела, многими узнанная только по выдающейся длине волос, Виктория. Волосы были уложены в сетку с капельками синих, в цвет глаз, страз, лицо аккуратно накрашено, васильковое платье по последней галльской моде красиво облегало истончившуюся фигуру.
Не обращая внимания на веселье, Виктория читала только что полученное письмо и ласково улыбалась, не замечая тяжёлого, пожирающего взгляда Виктора.
Гостья Эрнеста, блистательная Патрисия, весело болтала с ним на другом краю стола. Дедалион традиционно уткнулся в книгу, время от времени промахиваясь вилкой мимо еды.
Звенели столовые приборы, голоса, смех, гул весёлых разговоров переполнял воздух не хуже грохота петард и салютов. Сверкали улыбки, блестела посуда, сияли глаза. Даже самых строгих трогало веселье, но были и недовольные суетой, началом учёбы. Сердитее всех был Виктор, печальнее всех – Алоис.
В толпе соучеников Кэрри чувствовала себя чужой, слишком старой после всех приключений, слишком много знающей. Она то и дело поднимала взгляд на преподавательский стол и мечтала оказаться там, среди людей, вместе с которыми столько пережила и, кажется, немного повзрослела. Хотела коснуться руки Алоиса и, не зная, что сказать, как утешить, просто пообещать: «Всё образуется. Боль пройдёт. Всё будет хорошо». Кэрри смотрела на него, сердце её щемило, и она думала, это только от жалости.