– Давно тебя не видел, рад встрече, – кардинал накрыл протянутую ему для пожатия руку Хэлиша своей массивной ладонью.
– Дела, дела, – посетовал Хэлиш. – Вы как никто другой знаете, что это такое.
– Да-да, вы правы – знаю.
Меня тошнило от этих любезностей.
– Кэрри Берта Боу, Патрисия Надин Эрроу, – указал на нас Хэлиш.
– Лук[1] и стрела, – Тоусенд улыбнулся одной половиной губ. – Надеюсь, я не стану вашей целью, иначе мне несдобровать.
Я хотела уверить его в своей крайней неприязни и страстном желании сделать мишенью настоящих стрел, но Хэлиш заговорил на долю секунды раньше:
– А с этим джентльменом вы уже знакомы.
– Было дело, – кардинал бросил на Эрнеста мрачный взгляд. – Каннингэм здесь?
– Да, – возникший в конце коридора Каннингэм сиял улыбкой не хуже Эрни. – Я не мог опоздать на ужин с вами, граф, я пришёл бы даже мёртвым.
– Мёртвым, пожалуйста, не надо.
– Вы правы. Это могут неправильно понять, – и на кивок кардинала Каннингэм добавил: – Вот видите, у нас уже появилось одно единое мнение. А теперь, прошу, присоединитесь к скромной трапезе: наша хозяйка расстаралась для вас.
– Да, я…
Хэлиш вновь не дал мне нахамить:
– Да, Берта превзошла сама себя.
И он с такой непосредственностью положил руку мне на спину, что я чуть не задохнулась от его наглости. К счастью, шедшие в столовую гости его жеста не заметили.
– Не смей меня лапать, – прошипела я, сбрасывая ненавистную ладонь.
Мы стояли так близко, что я снова чувствовала запах его туалетной воды. Хэлиш улыбнулся:
– Потерпите, и ваши адовы[2] муки воздадутся сторицей.
Кардинал напоминал оценивавшего обстановку судебного пристава:
– Внутри дом ничуть не изменился, это приятно, – он повременил на пороге столовой, игнорируя приглашающий жест приторно-радушного Каннингэма. – Но этот ужасный щит, неужели с ним ничего нельзя сделать?
– Увы, мой дорогой друг, – Каннингэм развёл руками, – этот дом принадлежит не мне, а племяннику, и я не вправе вмешиваться в защитные чары, даже ради такого высокопоставленного гостя, как вы, иначе лишусь его хрупкого, как первый лёд, доверия. А вы знаете, как дорого доверие родственников…
– Особенно полоумных, – перебил Хэлиш открывшего было рот кардинала.
– А где же Виктор? – уточнил тот.
– В частной клинике. Стандартная проверка, ну, понимаете, всё такое, – неопределённо поведя пальцами, пояснил Каннингэм с нарочито смущённой ухмылкой.
«Выпала в осадок» – это вульгарное выражение удивительно точно обозначало моё состояние: Каннингэм что, спятил? У меня глаза округлились от удивления.
Хэлиш не уступал ему в безумии: погладив мои ягодицы, он с невозмутимым видом продемонстрировал всем снятую с них нитку:
– Дорогая, у вас тут ниточка, – и извинился перед кардиналом: – Простите, она так ждала вашего прихода, так готовилась, и теперь немного переживает: нравится ли вам?
Возмущению моему настолько не было предела, что я слова сказать не могла. Оглядев столовую, Тоусенд неуверенно ответил:
– Да, всё чудесно, в искусстве устроительства ужинов она не уступает тётушке.
От её упоминания у меня на миг перехватило дыхание.
– Что ж, прошу к столу, – Каннингэм беспрестанно улыбался – не припоминаю за ним такой привычки.
– И всё же странно, этот щит – он работает наоборот: блокирует сигналы изнутри, а не снаружи, – нахмурился Тоусенд и подошёл к тёмному окну, смутно отразившему его массивную фигуру. – Так и есть.
– Неисповедимы пути безумия, – Хэлиша не смутил пытливый взор кардинала. – Но если вы боитесь… если это вас беспокоит, можем перенести трапезу в оранжерею: там хоть и нет крыши, зато нет и щита.
– Нет, пожалуй, нет, – качнул головой Тоусенд и преувеличенно бодро улыбнулся. – Мне ведь здесь нечего бояться?