Выбрать главу

Теперь вздохнула я:

– Ну хоть честно признался.

А всё равно было приятно, что понимает – сделал больно. Алоис слабо улыбнулся. Я вскинула голову:

– Теперь, когда артефакты у Виктора, как ты намерен поступить?

– На данный момент я намерен… вместе со всеми отправиться в Эрбехт.

– Что? – я оглянулась: в пределах слышимости никого, не перед кем играть. Снова посмотрела на Алоиса. – Ты так долго к этому шёл, даже Архив Инквизиции ограбил и вдруг сдаёшься совершенно спокойно, без боя?

Алоис приподнял бровь, что сделало его лицо скептически-насмешливым:

– Сейчас я несколько не готов к бою, если вы не заметили.

Да, кожа под его глазами серела, текла кровь, и всё же:

– Но так спокойно сдаться…

– Кто сказал, что я сдался? – очень тихо спросил он, и прежде чем я успела это осмыслить, к нам, подперев бок рукой, а в другой держа лимонно-жёлтую аптечку, подошла Патрисия.

Она строго глянула сверху на Алоиса – не по себе при этом, похоже, стало только мне – и, выдержав многозначительную паузу, сурово спросила:

– Ну что, будешь со мной разговаривать?

– Если не собираешься задавать… неприятные вопросы, то, похоже, у меня нет выбора.

Патрисия лучезарно улыбнулась – точь-в-точь Эрнест – и, плюхнувшись на колени, стала потрошить аптечку. А мне так хотелось выспросить Алоиса о планах, но я только губу прикусила.

– Берте нужно наложить повязку на ногу, – предупредил он.

– Дай позаботиться о тебе, – Патрисия внимательно читала этикетки на коробочках, пузырьках, упаковках.

Уголок губ Алоиса дрогнул:

– Ты прекрасно знаешь: со мной всё будет в порядке и без медицинской помощи.

Патрисия замерла, затем подняла взгляд больших печальных глаз:

– Нет, вы только посмотрите: ему не нужна медицинская помощь! Ну что ты за человек? Объясни мне? Ты столько лет со мной не разговаривал, близко не подпускал, потом вдруг раз – и потасовка с Каннингэмом, которую, наверное, все инквизиторские и полисрыцарские датчики засекли, и нелегальное перемещение – ты с ума сошёл такие штуки выкидывать? – она упёрла руки в боки. – А если бы мы погибли? Ты меня до смерти напугал! Я ради тебя против Каннингэма пошла. И вот – о чудо! – ты снизошёл до разговора, я хочу о тебе позаботиться, у меня сердце не на месте, и что получаю в ответ? – Патрисия смешно передразнила его, закинув ладонь на лоб и изобразив заправского «умирающего» ипохондрика: – Ах, «со мной всё будет в порядке и без медицинской помощи».

– Я не говорил «ах», – заметил Алоис полушутливо, и в его усталых глазах появился весёлый блеск.

– Не спорь, – Патрисия стукнула кулачком по его колену. – Ты меня до смерти напугал!

Алоис так пристально, ласково на неё смотрел. Из глаз её брызнули слёзы, она упала ему на грудь и, пробормотав сквозь всхлипывания:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

– Я так по тебе соскучилась, – зарыдала.

С непроницаемым выражением лица Алоис положил руку ей на плечо и мягко сжал. Я резко отвернулась: Эрнест укладывал Виктора на подстилке из мха под огромным деревом. Рядом, сидя на коленях, Виктория изучала магическую проекцию-карту местности; карта была очень чёткой, ровно переходила от точки к точке, от масштаба к масштабу без видимых усилий создательницы – похоже, у Виктории уровень от третьего, Виктору стоило задуматься о своей безопасности.

Патрисия ещё всхлипывала, но смотреть я не хотела.

Заметив мой взгляд, Эрнест приветливо помахал; кажется, его не беспокоило, что Патрисия плачет на груди Алоиса. Наверное, настолько самовлюблённые люди не в состоянии представить, что могут выбрать не их, поэтому не ревнуют.

Эрнест присел напротив Виктории. Она хладнокровно пресекала его разглагольствования при обсуждении маршрута, но он не отчаивался. Дедалион по-прежнему был в ступоре из-за уничтоженной книги – он что, правда на них повёрнут?

 

Глава (2)6. Подготовка

Из пещеры мне принесли плетёное кресло. Голодная и измотанная, я сидела, задумчиво поглаживая его рифлёный бок, а Эрнест щекотно бинтовал мою лодыжку фиолетовым лечебным бинтом и что-то бесконечно долго, невыносимо жизнерадостно рассказывал. Его голос сливался с шорохом водопада и резким, непривычным пением птиц, а светлые пряди подрагивали на ветру.