— Мы нашли вашу визитную карточку в ее книжечке продовольственных талонов, сэр, — сказал полицейский. — Ее подруга — блондинка по фамилии Талбот?
— Да, — прошептал Майлс и тяжело опустился в кресло. — Они серьезно ранены? В какой они больнице?
— Простите, сэр, — сказал полицейский, опустив голову. — Они обе получили смертельные ранения.
— Они погибли? — Майлс в ужасе посмотрел на полицейского. — Не может быть. Наверное, это ошибка.
— Нет, сэр, это не ошибка. Сегодня было убито несколько человек и еще больше ранено. Вы не могли бы сейчас пойти со мной и опознать ее? И не можете ли вы мне сказать, кто является ближайшими родственниками другой женщины, миссис Талбот?
— Ее дочь работает здесь, в Лондоне, медсестрой, — сказал Майлс прерывистым голосом, и у него из глаз брызнули слезы. — Господи, я не вынесу! За что именно их?
Тот же самый вопрос возник в голове у Майлса во время процедуры опознания тел, и потом, когда он взял такси и отправился к Адель. Роуз и Эмили отвезли в морг так, как и нашли, они и мертвые крепко обнимали друг друга. Хотя их тела были раздавлены падающими булыжниками, лица остались нетронутыми. Каким-то непостижимым образом это утешило Майлса, потому что они обе были красивыми и немного самовлюбленными женщинами. И он любил их обеих.
Глава двадцать девятая
— Похороны всегда такие душераздирающие, но хоть дождя не было. Грустно, что ее старший сын не смог взять на сегодня увольнительную.
— Не думаю, что они ладили. Он почти не навещал мать. Но я думаю, что это его жена, вон там, разговаривает с дочерью.
Адель отодвинулась подальше, так, чтобы не слышать миссис Грейс и миссис Маккензи. Они обе жили в Винчелси и были известными сплетницами. Адель догадалась, что к тому времени, когда они выпьют вторую рюмку шерри, они даже не удосужатся разговаривать шепотом, как делали это сейчас.
Возвращение в Хэррингтон-хаус вызвало у нее странное ощущение, на нее нахлынула масса воспоминаний, не говоря уже о том, что она оказалась среди массы людей. И столовая, и гостиная были забиты битком, и еще многие вышли в сад. Многих Адель знала в лицо, если не по имени, но довольно много было и незнакомых людей.
Она чувствовала бы себя спокойнее, если бы пошла помогать в кухню, но Майлс нанял четверых женщин подавать закуски, иона знала, что ни он, ни бабушка не одобрили бы, если бы увидели, что она взялась разносить пирожные и бутерброды.
Майлс и Хонор о чем-то серьезно разговаривали в углу гостиной, наклонив друг к другу головы, и хотя Адель знала, что может пойти и присоединиться к ним, она не смогла этого сделать.
Выскользнув в холл, она быстро огляделась и, удостоверившись, что никто не смотрит, открыла входную дверь и вышла из дома.
С того вечера, когда девять дней назад Майлс пришел в общежитие сообщить ей о смерти Роуз и Эмили, она не могла ни спать ни есть. Она болтала с подругами, когда он приехал, и до нее почти не дошла трагическая новость, пока он не сгреб ее в охапку и не втолкнул в такси, чтобы успеть на последний поезд в Рай, отъезжавший с вокзала Чаринг-кросс.
На станции не было ни одного такси, и они пошли в Керлью-коттедж пешком. Дойдя до конца переулка, они увидели Хонор, которая ждала их с фонарем в руке. Оказалось, она ждала, что Эмили и Роуз вернутся около восьми, а когда они не объявились, она предположила, что они остались посмотреть спектакль или фильм и сядут на последний поезд. Боясь, что они могут споткнуться в темноте без фонаря, она вышла им навстречу.
— А где девочки? — крикнула она, прежде чем они успели подойти к ней. — Они остановились в Рае?
Адель вспомнила, как Майлс схватился за ее руку. Он не знал, что ответить. Потом Хонор, наверное, вдруг поняла, что они не по какому-то случайному совпадению тоже очутились в последнем поезде, и заголосила.
Это были не рыдания, не вопль, но звук глубокого горя. Словно похоронный вой, который шел откуда-то изнутри. Свет от фонаря запрыгал, и Адель вслепую бросилась к ней, Майлс не отставал от нее ни на шаг.
С той первой кошмарной ночи, когда Хонор сидела в кресле, сгорбившись, раскачиваясь и воя как обезумевшая, Адель не теряла ее из поля зрения, потому что боялась, что бабушка в своем горе может лишить себя жизни.
В последующие дни она не проронила ни слова. Хотя она была в состоянии умываться, одеваться, кормить животных и даже рубить дрова, она замкнулась в каком-то своем собственном мире. Похоже, она даже не осознавала, что Адель была рядом с ней.