Адель уверила ее, что будет помогать, и потом Берил показала ей остальные комнаты. У Лиззи и Дженис была своя комната, и в ней пустовали еще две кровати. В другой комнате были остальные пятеро мальчиков, включая четырехлетнего брата Дженис, и отвечал за всех десятилетний Джек.
— Берти и Колин — это сплошной кошмар, — сказала Берил со вздохом. — Они всегда что-то замышляют, пробираются вниз, чтобы раздобыть еще еды, или дерутся подушками. Джек не в состоянии их удерживать, понимаешь, он слегка отсталый, так что если да услышим, что они шумят, нам нужно будет остановить их.
К тому времени как Адель наконец добралась до кровати, до нее дошло, почему Берил все время так беспокоится. Похоже, миссис Мэйкпис перепоручила все дела детям, и поскольку Берил была самой старшей до появления Адель, ее ругали, если что-то было не в порядке. Берил не развивалась, но ей это было не нужно. Адель видела уныние в ее глазах, слышала равнодушное смирение в ее голосе и поняла, что ситуация у нее дома была похожа на ее собственную.
— Здесь не так плохо, как там, где я была раньше, — ответила Берил на прямой вопрос Адель, обращаются ли с ней или с другими детьми плохо. — Нас там все время били и почти ничего не давали есть. Просто следи за миссис М. и делай то, что она тебе говорит, иначе она тебе всыплет.
Мистера Мэйкписа не было дома всю первую неделю пребывания Адель в «Пихтах», и в первые два дня она подумала, что, вероятно, неправильно поняла Берил, потому что миссис Мэйкпис казалась такой добросердечной, заботливой и веселой. Она рассмеялась, когда Адель спросила об уроках.
— Не суши свою маленькую головку этим, — сказала она, потом порылась в шкафу, где висела одежда, и нашла для Адель голубую юбку в клетку и светло-голубой джемпер. — У тебя был такой шок, я собираюсь тебя прихорошить, и ты почувствуешь себя лучше.
Она вымыла Адель голову, расчесала волосы, собрав их в два хвоста, и надела на каждый светло-голубую ленточку.
— Вот так лучше, — сказала она, нежно потрепав Адель по щеке. — Как только этот мерзкий шрам сойдет и твои щечки порозовеют, ты будешь выглядеть совсем другой девочкой.
Было приятно, что о ней заботились, что можно было довериться и рассказать этой женщине о тех ужасных вещах, которые говорила ей мать. Адель увидела, что миссис Мэйкпис действительно заставляла детей делать много работы по дому, но она не возражала, в конце концов, она привыкла к домашней работе, и миссис Мэйкпис, по крайней мере, ценила это.
Но на третье утро Адель обнаружила, что у миссис Мэйкпис в характере есть такие черты, как жестокость и мстительность.
Колина, светловолосого восьмилетнего мальчика, послали забрать яйца из-под кур. Еще лил сильный дождь, и он побежал обратно с яйцами, но поскользнулся на мокрой траве и разбил два из них.
Он плакал, когда вошел, потому что ударился коленом, но от слов миссис Мэйкпис расплакался еще сильнее.
— Ты ничтожество! — яростно кричала она на него. — Вас и так тяжело прокормить, а ты еще портишь еду. Берти и Лиззи придется остаться без яйца на завтрак, потому что ты такой дурак. Я надеюсь, они с тобой за это поквитаются.
Адель была сильно удивлена, когда миссис Мэйкпис заставила Колина съесть яйцо перед двумя детьми, которые остались без яиц. По его искаженному лицу она видела, что он предпочел бы два завтрака или даже больше обходиться без яиц, чем вызвать неприязнь своих друзей. А миссис Мэйкпис распаляла гнев Берти и Лиззи против Колина. Она все время спрашивала, вкусно ли им есть хлеб с маргарином без вареного яйца. Она велела им не обращать внимания на Колина целый день.
Это была такая же зловещая, расчетливая жестокость, какую проявляла ее мать. Она помнила, как Памеле давали добавочную порцию пудинга, тогда как ей не давали его вообще. Или когда Памелу заставляли щеголять в новой юбке или кофте, в то время как Адель ходила в рванье. Единственная причина, по которой она не злилась на Памелу, была в том, что она всегда понимала, зачем мать это делает.
К несчастью, Берти и Лиззи отреагировали именно так, как хотела миссис Мэйкпис. Они дурно обращались с Колином весь день. К вечеру он совсем ушел в себя, и Адель знала, что он чувствовал себя совсем ничтожным, потому что именно так она привыкла чувствовать себя сама.
С этого момента Адель невольно начала пристально наблюдать за миссис Мэйкпис: как она скупо одаривала детей цветистыми комплиментами, гладила по попкам, целовала в щечки и головы и называла их своими милыми малышами. Получатели ласк светились от восторга и, чтобы заслужить ее одобрение, наступали друг на друга как могли, в основном лишний раз делая домашнюю работу. Но скоро стало ясно, что их раболепие было не только от восхищения, но и от страха. При малейшем проступке миссис Мэйкпис поднимала на смех ребенка, так жаждущего любви. Она была мастером унижений и использовала их слабости и страхи.