Хрущев ответил, что лучше иметь одну модель стиральной машины, чем много разных.
Никсон заметил:
— Не лучше ли сравнивать качества наших стиральных машин, чем мощь наших ракет? Разве не такого соревнования вы хотите?
— Да, мы хотим такого соревнования! — закричал Хрущев. — Это ваши генералы кричат о ракетах, а не о кухонной утвари, это они грозят нам ракетами, это они хорохорятся, что могут стереть нас с лица земли. Но этого мы, конечно, никому не позволим сделать. А тем, кто попытается, мы покажем, как говорят у нас в России, кузькину мать. Мы сильны, мы можем побить вас.
Никсон гнул свою линию:
— По моему мнению, вы сильны, и мы сильны. В некотором отношении вы сильнее нас, а в другом — мы сильнее. Но мне кажется, что в наш век спорить, кто сильнее, — занятие совершенно бесполезное… Для нас спор, кто сильнее, не имеет смысла. Если начнется война, обе наши страны проиграют.
Хрущев стал шутить:
— Четвертый раз мне приходится говорить, и я не узнаю моего друга господина Никсона. Если все американцы с вами согласны, то с кем же тогда мы не согласны? Ведь мы же именно этого и хотим.
Но Никсон не отставал:
— Когда мы садимся за стол переговоров, нельзя требовать, чтобы все было так, как хочет одна сторона. Одна сторона не может предъявлять ультиматум другой.
Хрущеву слова вице-президента не понравились.
— Мне показалось, что вы угрожаете мне. Мы тоже гигантская страна. Если вы будете нам угрожать, мы ответим угрозой на угрозу.
— Я не угрожал вам. Мы никогда не станем прибегать к угрозам, — отвечал Никсон.
— Вы косвенным образом угрожали мне, — возбужденно воскликнул Хрущев. — У вас кое-что есть, и у нас кое-что есть, и к тому же получше вашего! Это вы хотите соревноваться в гонке вооружений.
— Мы прекрасно знаем, что у вас есть. Для меня не имеет существенного значения, чьи ракеты и бомбы лучше.
Спор закончился. Вице-президент положил руку на плечо Хрущеву и сказал:
— Боюсь, я плохо выполнил роль хозяина.
Хрущев обратился к девушке-гиду:
— Благодарю вас, хозяюшка, за то, что вы любезно предоставили нам возможность провести эту дискуссию на кухне.
Пошли дальше по выставке. Никсон и Ворошилов оказались впереди. Хрущев шел сзади. Никсон обернулся и пригласил Никиту Сергеевича присоединиться к ним. Хрущев с сардонической улыбкой ответил:
— Вы идите с президентом, а я знаю свое место.
Тосты и прогулки
Вечером на официальном открытии выставки Никсон произнес заранее подготовленную речь, которая была опубликована в «Правде» и «Известиях». Вице-президент говорил на крайне болезненную для советских лидеров тему — о том, сколько американских семей владеет автомобилями, телевизорами, сколько имеет собственные дома.
— Цифры наглядно свидетельствуют о том, что Соединенные Штаты, крупнейшая в мире капиталистическая страна, подошли, с точки зрения распределения благ и богатств, ближе всего к идеалу всеобщего благосостояния в бесклассовом обществе.
Этого Хрущев не мог вытерпеть. Он подскочил и стал возражать. Но Никсон его остановил:
— Слово предоставлено мне. Теперь моя очередь говорить.
После обмена речами Никсон подвел Хрущева к столу с калифорнийскими винами. Хрущев предложил выпить «за мир и ликвидацию всех военных баз на чужой территории».
Никсон не хотел поднимать тост против собственных вооруженных сил и уточнил:
— Давайте просто выпьем за мир.
Начался спор о военных базах, но кто-то провозгласил тост за долголетие Хрущева. Никсон был рад сменить тему:
— Выпьем за это. Мы можем не соглашаться с вашей политикой, но хотим, чтобы вы были в добром здравии. За то, чтобы вы дожили до ста лет!
Они выпили, но Хрущев решил оставить последнее слово за собой:
— Когда нам будет по девяносто девять лет, мы продолжим обсуждение этих вопросов.
Но в такой пикировке Никсон был в своей тарелке и позволил себе довольно рискованное замечание:
— Вы хотите сказать, что в девяносто девять лет вы все еще будете у власти и у вас в стране по-прежнему не будет свободных выборов?
Хрущев пригласил вице-президента на дачу (по словам Никсона, «это было одно из роскошнейших имений, которые мне когда-либо приходилось видеть») и предложил прокатиться по Москве-реке, «чтобы посмотреть, как живут рабы».