Вот и вся история про сопромаг, такая, какой она была на самом деле. Серг, кстати, магический институт так и не закончил, и его СОВСЕМ НЕ ЖАЛКО!
Но это уже совсем другая история.
IV. Преступление и сопромат
Рано утром майора Страхова разбудил телефонный звонок.
— Какого хуя… — попытался он урезонить докучливый аппарат. Я же с ночного… Сплю…
Но звонки не прекращались, входя в очнувшийся уже ото сна мозг раскаленными иглами. Досадливо крякнув, майор одним прыжком выбрался из постели и снял трубку:
— Алло!
Звонил его напарник, молодой, но прыткий опер Толик.
— Михалыч, поднимайся, есть работенка. Сегодня утром один препод из Новочеркасского политеха помер.
— Ну а мы–то тут причем? — попытался возразить Страхов. Они там через одного — пенсионеры, от старости и помер…
— Есть показания незаинтересованных лиц (так Толик называл своих стукачей–осведомителей), что не все так гладко. Короче, Михалыч, хорош ломаться как целка, я сейчас беру дежурную машину и к тебе. В дороге поговорим.
И Толик положил трубку.
Поставив вариться чифир, к которому майор пристрастился, работая на одной из зон, Страхов пошел в ванную комнату. Что ни говори, а быстро перестраиваться в рабочее состояние он умел.
Через полчаса он уже сидел в дежурной милицейской машине, которая ехала куда–то по направлению к собору и слушал неуемную трескотню Толика:
— Короче, Михалыч, есть на первом курсе НПИ, на химфаке, один студентик из Шахт, Кошкин Сергей Анатольевич, 1974 года рождения. Так вот он, вчера вечером, в пьяном виде хвастался, что подсыпал Неману (это умерший профессор) в подаренный коньяк какой–то дряни. От этого, говорит, старый жид и сдох. Я уже звонил коллегам в Шахты, спрашивал, что за фрукт этот Кошкин. Говорят, мелкий распиздяй, приводы есть, но все по мелочам: то остановку заблюет, то в пьяном виде песни орет под гитару, соседям спать мешает. Но, как ни крути, проверить его надо обязательно! Сейчас к нему на съемную квартиру едем, тепленьким возьмем!
Страхову не очень нравилась манера Толика выбивать таким образом показания из потенциальных подозреваемых, но что уж тут поделаешь. Тем более, честно говоря, делать это Толик умел виртуозно, хотя и не совсем законно.
Через минут пять езды по каким–то буеракам, они наконец–то подъехали к ветхому покосившемуся домику, стоявшему прямо на окраине низовской балки.
— В такой избушке только нечисти и жить — буркнул Страхов. Курьих ножек не хватает.
Подойдя к закрытой двери, Толик с силой забарабанил по ней кулаком. Спустя некоторое время, после невнятного бормотания за дверью, последняя распахнулась, явя операм на обозрение мелкого тщедушного паренька, голого по пояс и со следами жесткого похмелья на лице. Он вопросительно взглянул на Толика со Страховым.
— Кошкин Сергей Анатольевич? — строго поинтересовался Толик, показывая свое милицейское удостоверение.
Парень отрицательно замотал головой и убежал вглубь комнаты. Опера решительно двинулись за ним следом. Их глазам предстала убогая комнатенка со следами ночного пьянства: пустые бутылки из под портвейна «777» и сигаретные бычки валялись по всему полу. На продавленной кровати, накрывшись с головой одеялом, спало тело. К нему подбежал испуганный паренек, тот, который открывал дверь, затряс тело за плечо и забормотал:
— Серый, бля, просыпайся! К тебе из милиции…
Тело поворочалось, рыгнуло нехилым перегаром и ответило:
— Ну и что, что наблевали на кафедре? Это вообще не я был…Я тогда за Мурзину кросс сдавал…Хуй им всем!..
Последняя произнесенная фраза очень не понравилась Страхову, не любил он быдлятину, поэтому подошел к кровати, сдернул со спящего одеяло и отвесил ему доброго хозяйского леща по затылку. Он такой затрещины (рука у майора, мастера спорта по боксу, была тяжелая) Кошкин (а это был, без сомнения он) мигом протрезвел и вскочил с кровати, испуганно вращая глазами.