— Где ты, Рей? — мужской голос еле слышно донесся с первого этажа.
Я зажала рот и нос одной рукой, чтобы не выдать своего местоположения. Другой со всех сил сжимала ножницы. Человек открыл дверь в комнату и вошел. Кому потребовалось без спроса входить ко мне в дом⁈ Воцарилась тишина. Лишь редкие диалоги героев фильма и нагнетающая музыка на фоне прерывали ее. Я затаила дыхание, ожидая дальнейших действий. Человек резко присел на корточки рядом с кроватью. Он приподнял покрывало и уставился на меня. Я закричала от неожиданности и поранила его руку ножницами.
— Ауч! — воскликнул Маркус. Он упал на пятую точку и зажал рану, чтобы остановить кровь. — Что ты творишь? Я не собирался трогать тебя! — Его лицо исказилось от боли.
— Что я творю? Что ты творишь! — Я вылезла из-под кровати. — Влез ко мне в дом, как серийный убийца, и напугал до полусмерти! — Выпалила я и включила свет. — И вообще! Что тебе здесь понадобилось? Решил опять пошутить⁈ — не унималась я.
— Прости, Рей, я не хотел тебя напугать.
— Мог бы хотя бы спросить разрешения войти! — я не успокаивалась.
— Ты ведь сама сказала: «Маркус, заходи», вот и я зашел. Да и вообще, почему ты не закрываешь входную дверь? Это очень небезопасно.
— Боже, прочисть уши! Я спросила: «Маркус, это ты?»! — за меня все еще говорил испуг. — Давай обработаю рану, — я развернулась к ванной комнате.
— Не стоит. Ты совсем немного меня задела, — быстро проговорил Маркус, — вот, смотри, — он показал руку, вставая. — Даже крови нет.
Я удивленно осмотрела кисть, покрутив ее. Ни одной капли крови. В суматохе, видимо, мне показалось, что я сильно его ранила.
— А ты такая храбрая, соседушка! — он рассмеялся. — Так закричала и ткнула в меня ножницами. Я на самом деле чуть в штаны не наложил.
— А жаль!
— Да ладно тебе. Неужели так сильно обиделась? — Он улыбался также, как сегодня днем.
— Не собираюсь с тобой разговаривать. Либо извиняйся, либо уходи! — я указала на дверь.
— Что же, будь по твоему. — Он развернулся, и медленно зашагал в сторону выхода.
Я сложила руки на груди и приподняла одну бровь, выжидая, когда он, наконец, уйдет и оставит меня одну. Сколько наглости! Но, буквально в шаге от двери, он обернулся.
— Рейвелин. Соседушка. Я прошу у тебя прощения… — он состроил глазки. — За то, что я настолько красив, что ты не смогла устоять и почти поцеловала меня во вторую в жизни встречу. — Он залился хохотом.
Я еще сильнее закатила глаза, задрав голову наверх. Вот урод!
— Все! Уходи! — вытолкала его и заперла дверь прямо перед его носом.
— Да ладно тебе, Рей, — он рассмеялся и поскреб дверь, как кот. — Я правда пришел извиниться.
— Ты свой шанс уже упустил! Я не хочу сейчас с тобой говорить.
— Нет, хочешь. — Он нажал на ручку. — Хорошо, будь по твоему. Рейвелин, прости меня, что я так себя повел. Ты правда мне понравилась. Я хотел с тобой пообщаться, но повел себя по-детски, потому что нервничал. Позволь исправить ситуацию. — Его тон смягчился, а от смеха не осталось и следа.
— И что же, не будет больше дурацких шуток?
— Этого обещать не могу, — он громко выдохнул, сдерживая смешок. — Но я больше не стану ставить под сомнения интерес к тебе. Открой дверь, пожалуйста. — я слышала в его голосе серьезность.
— Будешь лазанью? — открыла дверь, решив сжалиться над ним.
— Нет, спасибо, я совсем не голоден, — он протянул руку к моей через дверной проем.
— Тогда, может чай? — я пыталась скрыть стеснение, когда он коснулся меня. Его холодные пальцы пустили мурашки.
— Чай — с удовольствием.
До утра мы проговорили на кухне. Маркус рассказывал мне о своей жизни в Нидерландах, о переезде и о работе в «Сладком сне», который принадлежит его семье. По словам Маркуса, Бломы не многим отличалась от обычных семей. Его старшая сестра Рене жила с мужем отдельно. Он не так часто с ней виделся, как хотел бы. Зато со старшим братом он делил этаж. Маркус немного о нем рассказал. Уже из того, что я услышала, стало понятно, что они не сильно ладили.
То, как он отзывался о своей семье, окутывало меня мягким облаком. Редко можно встретить человека, который с таким трепетом относится к близким. Я даже начала завидовать. Мои отношения с родителями далеки от совершенства. Тепло и любовь пронизывали каждое слово, что доносилось из уст Маркуса о его старшей сестре и родителях.