— Ненавижу рыбу.
— Ну что ж, тогда я не скажу вам того, что вы хотите узнать.
Она вдруг улыбнулась, и ее сияющее лицо парализовало его чувства. Он впервые видел ее настоящую улыбку.
— О Господи! Не делайте этого.
— Что? — невинно спросила она.
— Забудьте. — Он заставил себя собраться с силами, чтобы противостоять этой улыбке и ямочкам, которые рассказывали о каком-то неведомом ему счастье. От блюда исходил аппетитный аромат. Роуленд вдохнул его.
— Так какой первый секрет, мадам?
— Вначале поешьте.
— Должен сказать, что ваше занудное поведение портит вам шансы найти нового мужа, миссис Ашбертон. У меня нет для этого времени. Это просто смешно.
— Я испытываю такие же чувства.
Она подалась вперед и, когда он даже не шевельнулся, схватила вилку и мягко отделила кусок рыбы, продемонстрировав, что эта чертова треска приготовлена идеально. Подняв ароматный кусок, с которого капал соус, она поднесла его ко рту мистера Мэннинга.
— Дайте вилку, — сказал он с раздражением. — За кого вы меня принимаете? За младенца? — Он перехватил вилку, задержал дыхание и отправил кусок рыбы в рот.
Это было убийственно — медленно жевать и не набрасываться на остальную часть. Он в раннем возрасте приобрел способность не обращать внимания на еду. Мать обучала этому и его самого, и его братьев, хотя никто из них не овладел этой наукой так хорошо, как он.
Они все знали, что еда — это путь к сумасшествию. О ней не нужно ни говорить, ни придавать ей значение. Им говорили, что праздность и обжорство — постоянный грех богатых и титулованных. Голод обостряет работу ума, оттачивает чувства и пробуждает инстинкт трудолюбия. Требуется всего лишь минимальное количество простейшей пищи, чтобы поддерживать работу организма. Он положил вилку.
— Вкусно, миссис Ашбертон. В самом деле, королевская еда. А теперь говорите.
— Вы должны съесть, по крайней мере, пять кусочков, прежде чем я скажу вам. Пять полноценных кусков, — многозначительно добавила она.
Он тяжело вздохнул:
— Похоже, вы считаете, что я не умею есть, миссис Ашбертон.
На него воззрились гипнотизирующие глаза, но Элизабет не сказала ни слова.
— О Господи. — Он взял вилку и не спеша, с недоверием разглядывая каждый, съел еще три куска, а затем… он просто не смог заставить себя остановиться. Он продолжил жадно поглощать кусок за куском, нарушая правило, которое установил для себя так давно, что не мог даже припомнить.
Он ел с жадностью, которая граничила с обжорством. Он ел до тех пор, пока на тарелке не осталось ни кусочка трески или картошки и ни капли соуса.
Он ел до тех пор, пока не насытился, и вилка звякнула о пустую тарелку, он бросил на нее салфетку.
Затем посмотрел на Элизу.
— Я не вдова, — пробормотала Элизабет.
Ну-ну. Он сделал глубокий вдох.
— И какое это имеет отношение ко мне? Вы обещали, что расскажете мне нечто очень важное, мадам. Хотя… вы должны сказать мне, уж не приютил ли я сбежавшую жену.
— Одно блюдо — один секрет.
Его тело наполнило приятное тепло, он расслабился, что было для него незнакомым ощущением.
— В ответ на съедение этой рыбы с соусом я хочу знать больше, чем ваше семейное положение.
Тихий стук в дверь возвестил о приходе лакея.
— Пришел джентльмен, который хочет поговорить с вами, мистер Мэннинг. Мне сказать…
— Пригласи его сюда. Как раз сейчас, когда со всей едой покончено, время для чайной церемонии. Захвати джин. Да, и вот еще что. — Ему всегда нравилось, как слепо повиновался ему этот лакей.
— Да, сэр? — почтительно произнес Джошуа.
— Держись подальше от дочери торговца рыбой. Я не хочу, чтобы от моего лакея пахло миногами.
Джошуа Гордон осклабился и кивнул.
Элизабет Ашбертон, или черт знает, что за женщина находилась рядом с Мэннингом, потянулась, чтобы забрать дурацкую тарелку и при этом задела за его руку. Он резко отдернул ее.
— Признайте, что вам это понравилось, — пробормотала Элиза.
— Я скоро начну лгать не хуже вас.
Дверь в комнату снова открылась раньше, чем Элизабет успела что-то сказать. У нее перехватило дыхание. Трудно было выразить словами, как хотела она увидеть кого-нибудь из друзей с Портман-сквер. Она с грохотом бросила на стол посуду и бросилась к Майклу, графу Уоллесу, который входил в комнату.
— О, милорд!
— Что? За одну неделю вы забыли мое имя, Элизабет?
Элиза сглотнула.
— Я не была уверена в том, что… ой, я так счастлива видеть вас, Майкл!