— Моя mhuirnin… О Господи, — простонал он, и наконец дал волю своему желанию. Он проник в нее еще глубже. Замер на несколько мгновений, трепет пробежал по его спине и рукам.
Она не смогла остановить поток слов, которые вырвались из ее охрипшего горла.
— Роуленд, пожалуйста. Тебе должно быть больно. Разрядись сейчас. Вместе со мной.
Он снова был на ее груди, ее соски почти болели от его прикосновений.
— Ты просишь? — У него почти пропал голос. — Я думал, что сейчас не будет просьб. — Она грудью почувствовала, что он пытается улыбнуться.
Тогда она изо всех сил сжала его бедрами и притянула к себе как можно ближе.
С немым криком он откинул голову назад. В последующий момент он попытался вырваться, но ее бедра не позволили ему. Она ощутила теплый поток, хлынувший внутрь ее тела.
— Ах, Элизабет, — простонал он. Тяжело вздохнув, он крепко прижал ее к себе.
Это было самое изысканное ощущение, которое он когда-либо испытывал. Она была такой теплой и нежной.
Он никогда не позволял себе изливать семя в женщину. И бастард ни в коем случае не хотел плодить на этой земле новых бастардов. Это была единственная священная вера, которую он исповедовал. Ребенок не должен страдать.
— О чем ты сейчас думаешь? — тихо спросила она. Они оба перекатились на бок, все еще не размыкая объятий.
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты выглядишь обеспокоенным. Я чем-то огорчила тебя?
— Перестань, Элизабет. Ты бесподобна. Ты настолько совершенна, что я испытываю боль, когда нахожусь рядом с тобой. Это просто… — Он закрыл глаза.
— Да? — участливо спросила Элизабет.
— Понимаешь, теперь ты можешь забеременеть.
Она фыркнула.
— Это маловероятно. Я слышала об этом от жен офицеров из роты моего отца.
— Тем не менее, напиши мне. Сообщи мне. Я дам ребенку законный статус, если мое имя не… Я приеду во Францию, чтобы жениться на тебе, даже если я не… Пришлю деньги, как только…
— Да, конечно, пришлешь, — перебила она его неожиданно сорвавшимся голосом. — И я напишу тебе. Обещаю. Но искренне сомневаюсь, что тебе придётся ехать во Францию. Я найду эти письма. И не забеременею…
Внезапно над ними пронеслось что-то желтое, и Роуленд инстинктивно поднял руку, чтобы защитить обоих.
— О Господи! Это была злосчастная Канарейка. Чертыхаясь, Роуленд вынужден был оторваться от Элизабет, выпутаться из кучи простыней и закрыть окно. Он снова упал на мягкую кровать, и они оба рассмеялись.
Элиза заключила его в теплые объятия.
— За это тебе будут благодарны. Эйта даже может попытаться выйти за тебя замуж. Она тоскует по своей сбежавшей птице последние шесть месяцев.
— Скажи ей, что мы нашли эту птицу в клетке, а не здесь. Иначе у меня будет шанс нарваться на чертов пистолет Хелстона.
— Люка? Но тебе нечего бояться, Роуленд. Ты ему нравишься. Я уже давно поняла: чем строже он смотрит на человека, тем больше его уважает. Он в этом смысле похож на тебя.
Пришла очередь нахмуриться Роуленду.
Элизабет улыбнулась, он притянул ее к себе и поцеловал.
— Эти твои ямочки на щечках были задуманы дьяволом, чтобы доводить всех мужчин до сумасшествия. Неудивительно, что Пимм прямо-таки обезумел.
Элизабет остановила его поцелуем. Она не могла позволить, чтобы он произнес это мерзкое имя.
Следующий час он провел в поцелуях и бормотании нежных слов, которые перемежались лавиной инструкций. Он рассказал ей, как найти генеральские апартаменты в «Палтни». Подсказал, как подкупить камердинера, если ей не повезет. Даже объяснил, как открыть замок. А затем вырвал у нее последнее обещание разыграть приступ мигрени и возвратиться в Хелстон-Хаус сразу же, как только принц-регент дарует Пимму титул герцога.
Если она не сможет добыть к тому времени письма, они оставят письмо Эйте и исчезнут из Хелстон-Хауса в тот же вечер. Он велит нескольким своим людям помочь им. А если она найдет письма, он присоединится к ее аристократическим друзьям — герцогу, маркизу и брату, и они отправятся к Пимму, чтобы отменить свадьбу.
Она согласилась со всем этим. Даже без малейшего намека на какие-либо колебания.
Прежде чем ночь собралась превратиться в новый день, Роуленд разомкнул объятия и, поцеловав ее напоследок, исчез через окно. Элизабет снова опустилась на кровать, прижав к груди подушку, на которой лежала его голова.