Нейл появился в студии со своим директором по маркетингу, что отражало различия в маркетинговой политике «Эф-эйч-эм» и «Ральфа». Симпатяга Риджуэй, который раньше был редактором «Трэкс», поначалу несколько сторонился нас с Тодом, стараясь сохранить профессиональную дистанцию. Гримеры десятого канала напудрили наши лица, и мы принялись шутить о зеленых стенах комнаты, в которой сидели. Перед самым выходом в эфир маркетинговый директор Риджуэя (привлекательная женщина) обняла его на счастье, Тод (привлекательный мужчина) и я тоже обнялись.
Керри-Энн Кеннерли оказалась дружелюбной, оптимистичной девушкой со ртом обычного размера. Она распределила нас по стульям, как призы, которые кому-то предстояло сбивать из водяного ружья. Я сказал, что нервничаю. Она ответила, что все будет в порядке. Когда включили камеры, Кеннерли неожиданно стала больше, громче и страшнее, а рот у нее сделался больше головы.
В руках у Керри-Энн был «Ральф» с Эммой Харрисон и ее невообразимым бюстом. На обложке было написано «Эмма-а-а-а-а-а-а!». Кеннерли повернулась ко мне и сказала: «Эмма-а-а-а-а-а-а!» – при этом ее рот заполнил собой всю студию, весь мир, в него поместилась бы даже грудь Эммы Харрисон. На секунду я подумал, что она готова меня укусить.
Она спросила меня, что значило слово «Эмма-а-а-а-а-а-а». Я промямлил, что, мне кажется, это слово необязательно произносить так громко, – на этом моя роль была сыграна. После съемок Нейл, Тодд и я пошли в «Глазго-Арме» и страшно напились.
«Эмма-а-а-а-а-а-а!» стала лучшим номером «Ральфа», по продажам практически догнавшим самый первый номер. Его хорошо раскупали, потому что он был толстым, качественно переплетенным журналом с известной грудастой блондинкой на обложке. В бесплатном приложении, прикрепленном к журнапу сзади, красовались «Двенадцать самых горячих красоток с телеэкрана». Дизайн стал более простым и стильным. Кроме того, в номере было мало рекламы, и ее место заняла интересная информация. К сожалению, на модных страницах вновь появился Барри Крокер, на сей раз в футбольной форме. Ни один парень никогда не спросил бы у копа, что ему почитать, так почему же наш редактор отдела моды считал, что кто-нибудь поинтересуется у Барри Крокера, что ему надеть?
На этом с Барри и нытьем о феминизме было покончено. Это решение было важно как с коммерческой, так и с моральной точки зрения. Я провел тысячи ночей в сотнях пабов. Я говорил обо всем, о чем могут разговаривать мужчины, и ни разу мы не обсуждали феминизм. Немногие читатели «Ральфа» хоть раз в жизни встречали убежденную феминистку. К 1998 году феминизм поскучнел, он превратился в любимое занятие матерей наших девушек, что-то вроде рукоделия или бриджа. Этого не хватало для сенсационной статьи, разве что у феминисток вдруг стали бы отрастать третьи груди либо они начали выходить замуж за хомячков или увлеклись метанием лилипуток-лесбиянок.
Журналы печатаются для людей, любящих жизнь, и выступают в роли их адвокатов. Они не высказываются против чего бы то ни было. Отныне голос «Ральфа» должен был звучать только оптимистично, так же как у «Пикчер». Особое внимание уделялось лучшим темам: подружкам, шаверме, купальникам, вечеринкам, пабам, спорту, боевикам, комедиям, роботам, пришельцам и сбриванию брови твоего приятеля, когда тот засыпает на диване. Если какие-то вещи – например, уборка – приходятся не по вкусу, о них просто надо забыть. Во всяком случае, именно так поступают все мужчины.
Я запретил употребление слов «шлюха», «потаскушка», «уродина», «девица». Все женщины должны были стать детками, а деткам с обложки следовало поклоняться, как богиням. Мне никогда не хотелось читать о мужских темах. Это просто мусор. Никому не интересно, как меняется роль мужчины в современном обществе. Нет никаких «новых людей», или «чувственных современных мужчин», или «метросексуалов». Молодые мужчины остаются такими же, какими они были всегда – запуганными героями, оборванными жеребцами, нервно самоуверенными, злобно дружественными. Все они хотят драться как Брюс Ли, трахаться как Томми Ли и знать все, даже не открывая книг. Я это очень хорошо понимаю, потому что сам так и не вырос.
Так я улучшил журнал. Точно так же я его и ухудшил, когда начал читать «Майт» – небольшой американский журнал, в котором печатались забавные, игривые, эксцентричные истории, основанные на таких необычных идеях, как, например, собрать несколько человек по имени Фил Томсон в городе Фил Томсон, Пенсильвания. Делалось это ради фотографии, точнее, ради подписи к ней: «Слева направо: Фил Томсон, Фил Томсон, Фил Томсон, Фил Томсон». Тогда мне подумалось, что таких изданий во всем мире должно быть предостаточно, и я захотел превратить свой журнал в международный дайджест эксцентричности. «Майт» закрылся вскоре после того, как я пришел в «Ральф», но я не оставил своей мечты и покупал статьи из английских журналов «Индепендент» и «Санди телеграф».
Если как следует поискать, то можно найти любую статью. Всегда находится страна, где какой-то мужик хочет жениться на своем тракторе или у женщины обнаруживается сразу два влагалища, благодаря чему она может сожительствовать сразу с двумя сиамскими близнецами. Почему-то этой страной всегда оказывается Турция. У меня была возможность сделать журнал правдивым отображением жизни в Австралии, так зачем же болтать о Европе?
«Эф-эйч-эм» и «Менз хелс» переполняли «австрализированные» версии оригинальных статей из родительского журнала – только Лондон менялся на Мельбурн, Нью-Йорк на Сидней, Шеввиз на Хольденс, а «Спайс гелз» на сестер Миноуг. Через несколько месяцев я понял, что могу делать нечто большее.
Маркетологи любят спрашивать: «А в чем ваше главное отличие?»
Правильный ответ на этот вопрос начинается со слов: «Наше главное отличие в…», а заканчивается сокрушительным ударом в нос.
Тем не менее главным отличием моего «Ральфа» стала искренность. То, что, как утверждал журнал, происходило в Австралии на самом деле, происходило там на самом деле.
АПО удалось договориться с журналом «Максим» – самым популярным американским изданием «для парней». Это стало большим потрясением для всех, во-первых, потому что теперь «Ральф» был вынужден печатать неправдоподобные, но занимательные рассказы, а во-вторых, и это было гораздо хуже, потому что договор не распространялся на фотографии. Если мы покупали немного у «Максима, то платили в десять раз дороже, чем за австралийский материал, если покупали больше, то становились австралийским вариантом американского издания. В любом случае, за фотографии мы были вынуждены платить столько, сколько они запросили бы. От «Максима» нам были нужны только их фото с обложки. В издании мужских журналов, так же как и в жизни любого мужчины, самое сложное – это заставить женщину раздеться. «Максим» в этом отношении был более привлекателен, потому что мог предложить международную известность и большие деньги. Но по условиям соглашения он не брал на себя обязательств помогать нам.
Первой звездой «Ральфа» стала Мелисса Ткач, появившаяся у нас при непосредственном участии Ричарда Байица – фотографа, который снискал к себе расположение всех местных знаменитостей и их окружения. Байиц предложил журналу снимки Ткач с обнаженной грудью, но Седдону хотелось получить фотографии в стиле «Лоудид», то есть их следовало сделать более чувственными. Такие фотографии могут продать все что угодно, от солнцезащитного крема до спортивной машины. А теперь, впервые с шестидесятых годов, они продавали еще и мужские журналы.
«Ральф» продвигался как средство отпора феминизму, но с таким же успехом он мог бы считаться средством отпора порнографии. В те времена отчаявшийся американский «Пентхаус» вел неравный бой с порнографией в Интернете, в ходе этой борьбы его моделям все чаще приходилось мочиться прямо в объектив фотокамеры. Девушки «Ральфа» появлялись в коротких платьях и купальниках. Байиц переснял Ткач в более скромном варианте и уговорил звезду мыльных опер Тони Пирен сняться для обложки второго номера.
Модель должна выглядеть доступно, так, как будто ее с легкостью можно встретить на улице, но фотографы всегда инстинктивно стараются превратить их в кинозвезд. Каждый стилист хочет, чтобы снимок выглядел как картинка из «Космополитен». Журналу были нужны простые девушки с естественными прическами и макияжем, снятые при простом, равномерном освещении, но фотографы предпочитали более изощренную подсветку, оттенявшую каждую складку на коже.