Во всем мире культивировалась мистификация: простая и понятная каждому функция отделов кадров и маркетинга переводилась в разряд научной дисциплины, что должно было сделать их сотрудников более «просвещенными» и, следовательно, более ценными.
Больше всего мне нравилась платежная касса – просто потому, что она по-прежнему называлась «платежной кассой» и название соответствовало функции: там платили деньги. Тем не менее относительно ее предназначения также возникло недопонимание – кассиры со временем перестали воспринимать свою работу как часть процесса оплаты труда сотрудников, скорее, они считали себя источником благосостояния всех людей, что с их стороны, разумеется, было в наивысшей степени щедро и благородно.
Мне хотелось ворваться к ним и закричать: «Это не вы платите журналистам! Журналисты платят вам! Вы существуете только потому, что авторы и дизайнеры выпускают журнал, в котором есть место для обслуживающего персонала, которым вы и являетесь!»
Но я не сделал этого, потому что это было бы коммунистической выходкой.
Ко мне пришел человек из рекламной компании, в которой узнали, что я был не вполне доволен работой Сарджента Роллинса, и спросил, может ли их организация рассчитывать на контракт с нашим издательством. Он предложил встретиться и посмотреть, что они могут для нас сделать. Я приехал в офис возле причала Циркулар-Квей, и они показали мне список всех австралийских мужских журналов и спросили, где, по моему мнению, находится «Ральф» сейчас и где я хотел бы его видеть. Я ответил, что люди считают «Ральф» чем-то вроде «Пикчер», а мне хотелось бы видеть его рядом с журналом «Инсайд спорт». Я пояснил, что слишком много людей были уверены в том, что «Ральф» – журнал о том, как избежать работы по дому, но наши читатели вовсе не ленивые хамы.
Спустя несколько недель меня вновь пригласили заехать к пяти вечера в эту рекламную компанию и показали примерную подборку рекламных плакатов, призванных изменить образ нашего издания в глазах общественности. На первом была изображена тарелка, сплошь покрытая жирными пирующими мухами, подпись гласила: «Ральф» рекомендует: поручите мытье посуды другим». Я не мог поверить своим глазам. Кажется, когда я молча встал и вышел, рекламщики немного обиделись.
Чтобы не сойти с ума, я пытался спокойнее относиться к работе и постоянно повторял: «Не выходи из себя, это всего лишь игра». Мне часто приходилось общаться с разными забавными персонажами, и я стал думать, что вместо того, чтобы сжимать под столом кулаки, следовало бы восхищаться бесконечной оригинальностью всего происходящего. Я попытался остудить свое негодование, поступив в Открытый институт на отделение истории искусств. Разглядывая женщин на картинах Тициана, я мысленно увеличивал им размер груди, подрезал бедра и устранял целлюлит.
В начале 1999 года мне позвонили из цензорской службы и сообщили, что мы уже почти вышли за рамки дозволенного. На февральский номер поступила жалоба, но проблема была разрешена в нашу пользу тремя голосами против двух. Меня пригласили для обсуждения. Оказалось, что предметом жалобы стал снимок с изображением обнаженного мужчины и женщины в бюстгальтере и на высоких каблуках. Их тела от поясницы до колен закрывал большой черный круг с номером страницы и подписью.
Жалоба состояла в том, что на снимке якобы изображен половой акт, и цензорскому комитету пришлось проводить голосование, чтобы определить, действительно ли позади черного круга происходило соитие. Меня крайне удивило, что взрослые люди могут опускаться до таких глупостей, я не верил, что общество может быть недовольно происходящим позади черного круга.
Конфиденциально цензор признался, что жалобу подало не частное лицо, а другое издательство. Он посоветовал мне быть осторожнее, потому что если бы комитет проголосовал не в нашу пользу, то журнал стал бы продаваться в целлофановом пакете. На это я ответил: «Если вы положите мой журнал в мешок, я положу в мешок всех вас!»
Глава 10,
в которой я встречаюсь с Тесаком Ридом и Клаудией Шиффер, но не могу поладить с ними и нахожу нормальных людей, таких же как мы с вами
Я
старался не писать много для «Ральфа», потому что боялся показаться тщеславным, но мне уже давно хотелось встретиться с бандитом из Мельбурна Тесаком Ридом, еще в 1991 году выпустившим свою первую и лучшую книгу «Откровения Тесака». Она состояла из воспоминаний человека, посвятившего жизнь отрубанию пальцев и вышибанию долгов, который при этом никого и никогда не обидел, не был преступником, но просто «присутствовал при девятнадцати смертях как на воле, так и в тюрьме». После выхода книги Риду пришлось отречься от части описанных там злодеяний, что было тем более необходимо человеку, которого никогда не обвиняли и даже не подозревали в подобных преступлениях.
Рид изображал из себя зловещего убийцу, способного рассказать о людях, чьи головы ему доводилось сносить с плеч долой по тяжкой, но непременной необходимости, и смеющегося при воспоминаниях о расчлененных телах, оставленных позади. Он с удовольствием делился наблюдениями вроде «Это любопытно, но каждый человек, которого мне доводилось застрелить или зарезать, глядел на меня как побитый щенок и спрашивал: «За что?» Я всегда считал, что последним словом должно быть «Нет!». В некоторых этнических группах допускается плакать и рыдать как женщины: «Нет, нет, нет!»
Байкеры, школьники, солдаты, придурки, выдававшие себя за бандитов, и почтовые рабочие, мечтающие о кровавых убийствах, сразу же полюбили книгу. В ней описывалась никому дотоле не известная Австралия – потаенная, опасная страна, где драка в ночном клубе в любой момент могла неожиданно превратиться в перестрелку, а какой-нибудь здоровяк, который в обычной жизни просто надавал бы тумаков, мог наклониться, высосать вам глаз и проглотить его.
В «Откровениях Тесака» Рид писал, что бывший член «Маляров» и «Докеров» Билли Лонгли Техасец ходил под его крышей. В последующих книгах он признался, что поссорился с Лонгли из-за заявления, в котором был вынужден называть его «своим вторым отцом… дядюшкой… другом… наставником». Узнав, что Лонгли начал общаться с журналистами, я немедленно отправил к нему нашего человека в Мельбурне Эндрю Блока – разузнать о его проблемах с Ридом. Лонгли поведал страшную, кровавую историю о жестокой борьбе «Маляров» и «Докеров», которая шла в Мельбурне в семидесятые, но отказался признать, что Рид приглядывал за ним в тюрьме: «Я сам за собой приглядывал, но это похоже на Тесака. Он стал знаменитостью только благодаря издателю. Джон и Тесак замутили тему на много миллионов долларов».
Спустя пару недель после выхода статьи я получил от Рида письмо на шести страницах с домашним адресом и телефоном отправителя и домашним адресом и телефоном Лонгли – на случай, если я посчитаю его обманщиком. Это было забавное письмо, полное мрачного юмора. Рид утверждал, что упомянул Лонгли в книге по его же просьбе, что Лонгли всегда считал Рида миллионером («что на самом деле не так… однако у меня неплохие адвокаты») и что Лонгли был зол за то, что Рид однажды попросил его вернуть «немного денег». Кульминация письма приходилась аккурат на самый конец: «Конечно, Билли прав, а я ошибаюсь. Билли до сих пор жив, потому что он такой крутой, а я – потому что я лох. Мне, разумеется, следовало выбирать выражения, когда я говорил о таком опасном центровом парне, как он, иначе мне крышка… Билли, мне очень жаль, что ты так и не заработал миллиона долларов. Знаешь, Билли, надеюсь, что после этого письма ты меня не уроешь…»