Он уточнил:
— Без извращений. — Голос у Вивьена стал ниже, чем обычно, а хрипотца ощутимее.
Он стоит почти вплотную, и пахнет, боги, как же от него пахнет, у меня ноги подгибаются, и я бы отшагнула назад, но можно только отклониться, едва-едва, хотя хочется сбежать от чужой грубой, подавляющей физической силы, от примитивной мощи. Либо сбежать, либо упасть на спину и отдаться, но нельзя, никак нельзя, мы еще не договорились.
— А ты хочешь что-то предложить? — Это что, мой голос? Воронье карканье пересохшим горлом. — Я никогда ничего такого не пробовала...
Не орать “Я согласна!”, Кэсс, держать позиции! Это ты здесь грязно домогаешься нежной барышни!
— В принципе, у меня только одно условие. Не делать мне больно. В остальном… мне интересно.
Вместо ответа он наклонился и коснулся моих губ губами. Сперва прикосновение было легким. Невесомым. Потом стало полнее и плотнее. Углубилось.
Когда гросс Теккер на полпути разорвал поцелуй, я подумала, что грохнусь в обморок, если мне придется сейчас что-то решать, защищаться, если это была просто шутка. Но он рвано выдохнул мне в рот, поймал мой взгляд хмельным взглядом, в чем-то удостоверяясь, и поцеловал уже всерьез.
Крупные кисти с рельефными венами по-хозяйски легли мне на спину, плотно проскользили по ткани одежды вниз, опустились на поясницу, еще ниже — ах, как приятно-уверенно! — стиснули ягодицы.
Вивьен приподнял меня под попу, прижал к себе, и, стоя на цыпочках и притискиваясь к нему всем телом в ответ, я поняла, что на роль нежной барышни гросс Теккер точно не годится: кое-что, так удачно упирающееся в меня, из образа выбивается.
Кажется, кого-то здесь вся эта ситуация здорово заводит.
Его рваное дыхание подтверждало: да, заводит, еще как заводит! Чужое сердце бухало прямо в мою ладонь, и я легонько царапнулась ногтями ему навстречу. Глухой стон, и Вивьен на мгновение сильнее сжал мои ягодицы, вдавил меня в себя и тут же отпустил — чтобы застонала уже я, и потянулась навстречу, и прижалась…
Меня вело, как никогда раньше. Прерваться было практически невозможно. Но когда он задрал мою юбку и потянул вниз трусики (не верить-то в успех своего безумного предприятия я не верила, но приличное белье — надела), я остановила его, перехватив за запястья. Перехватила — и залипла, любуясь ими. Такие широкие, крепкие, смуглые на фоне моей кожи. Перевитые жилами, фантастически красивые запястья. Гросс Теккер послушно замер, только дышал надсадно. Оторвавшись от любования, я подняла на него глаза — и столкнулась с пьяным, расфокусированным взглядом. Облизнула пересохшие губы, и чуть не заскулила, когда он повторил это движение.
— У меня есть условия.
Вивьен с трудом перевел взгляд с моих губ выше:
— Защита? У меня есть. Там, в бумажнике…
— Нет. То есть, да. Но.
— Но нет?
— Да. То есть…
Он, не высвобождаясь из захвата моих рук, потянулся к моим ягодицам, снова стиснув их, в этот раз без преграды из грубой ткани юбки. Сквозь ажурное кружево трусиков это было — почти как кожа к коже. Я выгнулась, дыхание сбилось. Но я все-таки собралась с силами, чтобы сказать:
— Прелюдия. Долгая. Я хочу долгую. И если мне что-то не нравится — я тебя поправляю.
Вивьен зажмурился. И уткнулся мне в макушку. И застонал мне в волосы.
— Заметано, — выдохнул сипло, надорвано.
Да. Кажется, кого-то здесь точно заводят переговоры.
Новый поцелуй, и я вспомнила, почему считала грос Теккера наглым: его язык скользнул ко мне в рот. Гладкий, нахальный. Лизнул, разведывая обстановку, и исчез.
Эй, стоять! Куда, я не распробовала…
И юбка снова собрана на талии; Вивьен легонько толкается в меня бедрами, и я чувствую даже сквозь брюки, какой он горячий и твердый; ловкие пальцы расстегивают пуговицы на моей блузке, и я снова вцепилась в его плечи, но теперь не останавливаю, нет. Я держусь, чтобы не упасть.
Он разводит полы блузки, и это короткий всплеск смущения: у меня не очень красивая грудь. Недостаточно большая, не слишком высокая. Вивьен утыкается в мою грудь лицом, как незрячий. И трется о нее лицом, щеками, слегка шероховатыми от щетины.
— Тебе так нравится?
От заданного хриплым голосом вопроса меня прошивает, как молнией. Я выгибаюсь, и теперь уже я толкаюсь бедрами туда, где все затянуто в брюки, но так горячо.
— А так? Так нравится?
Пальцы скользят по лобку, гладят его сквозь кружево; спускаются ниже; просятся меж стиснутыми бедрами. Я развожу ноги — и их тут же подпирает Теккеровское колено, фиксируя, лишая меня возможности сдвинуть. А настырные пальцы преисполняются скромности, и скользят по набухшим губам едва-едва.