— Послушай, — он крепче сжал ее ногу под столом, — мне они безразличны.
— В самом деле? — игриво спросила Лара. — Господи, как на тебя действует перемена климата. Пойдем потанцуем.
У него не было никакого желания танцевать, ему просто хотелось уйти. Лара потащила его на танцплощадку и прильнула к нему. Он почувствовал возбуждение в предвкушении того, что его ожидает. К черту Эйприл, он был свободен и еще не женат.
Каждый раз, когда Энцио бывал в Нью-Йорке, хозяин итальянского ресторана «Пиноккио» устраивал ему королевский прием. Этот ресторан содержала вся семья: отец, мать, две дочери и сын.
Они знали вкусы и привычки Энцио, и, когда он бывал там, все столики занимали только знакомые и приятные ему люди.
Так было и в этот раз. За одним из столиков сидел Коста Геннас, небольшого роста, вечно потный, с черными зубами и шишковатой кожей. Он пришел с тремя красивыми девушками, на которых заглядывались посетители ресторана. Компания бросалась в глаза и выглядела как-то неестественно.
Коста чувствовал себя прекрасно. Он откусил кончик короткой толстой сигары, выпустил клубы душистого дыма. Перед ним стоял бокал с виски. Через специальную серебряную соломку он время от времени прикладывался к любимому напитку.
За столом все молчали. Девицы, каждая из которых была по-своему хороша, выглядели безучастными. У всех были одинаково зачесанные назад волосы, все они были полногруды и длинноноги.
Когда вошел Энцио, Коста Геннас вскочил со своего места. Энцио отрывисто кивнул ему, проходя мимо, и только через час пригласил его за свой стол.
— Мне нравится блондинка. Кто она?
— Девятнадцать лет, — поспешно ответил Коста, — приятная девушка, работает усердно, у нас всего два месяца. Была замужем за каким-то парнем. После того, как он исчез, решила, что есть другие возможности, чтобы обеспечить свою жизнь. Мы хотели послать ее в Бразилию, где ее появление было бы сенсацией. Но, конечно, когда я узнал, что вы кого-то ищете, я решил ее задержать…
— Она чистая? — спросил Энцио.
— Чистая ли она? — переспросил удивленно Коста и бросил взгляд на охранников Энцио. — Он спрашивает меня, чистая ли она. Да разве я когда-нибудь…
— Ну хватит, — резко оборвал его Энцио. Он не терпел Косту Геннаса как прежде, так и теперь. Но у Косты всегда были лучшие девицы, и он точно знал, какие из них могли понравиться Энцио. — Пришли ее ко мне, — пробурчал он.
Девушка подошла, покачиваясь на очень высоких каблуках, грудь колыхалась. Она улыбнулась немного натянутой улыбкой, а Энцио показал ей жестом на место рядом с собой. Он детально осмотрел ее.
Красивое, с тонкими чертами лицо, на котором особо выделялись яркие, полные губы. Зеленые тени над карими глазами. Можно было предположить, что у нее есть веснушки, которые она тщательно скрывала. Фигура ее была безупречна.
— Как тебя зовут? — дружелюбно спросил Энцио.
— Мириам, — прошептала она голосом Мэрилин Монро.
— Хорошо, Мириам, — сказал Энцио, и его взгляд жадно уставился на глубокую складку между ее грудями. — Как ты отнесешься к тому, чтобы переехать жить ко мне в Майами?
Будильник в комнате Анны Марии звонил каждое утро в шесть часов.
Затем с большим трудом она медленно ползла в темноте на кухню.
Ей нравилось там сидеть по утрам, пить горячий чай и наблюдать, как наступает день. Ей доставляло удовольствие готовить завтрак самой; помешивать в сковороде сочные, толстые куски свинины, жарить хлебцы, ставить на стол приготовленный ею самой сливовый мармелад. В семь часов, когда все появлялись к завтраку, у Анны Марии все уже было готово.
Она была здоровой женщиной, но после четырех беременностей ноги отяжелели, а фигура необычайно раздалась. Должен вскоре родиться очередной ребенок. Фрэнк обычно от нее в это время отходил. Он не прикасался и даже избегал смотреть на нее. И хотя он никогда ничего не говорил, ее это огорчало. В конце концов он сам хотел иметь много детей.
Анна Мария набросила халат. Она чувствовала себя переутомленной и надеялась, что роды начнутся уже сегодня. Вчерашний день был таким суматошным. Визиты Энцио всегда требовали большого напряжения. Для приготовления его любимых блюд требовалось немалое кулинарное искусство, дети становились беспокойными, Фрэнк был в плохом настроении и нервничал.
Ей казалось, что она только что легла в постель, а уже начался новый день.
Она потащилась на кухню, включила свет и, не веря своим глазам, уставилась на Фрэнка. С покрасневшим лицом, пыхтя, он был на Бет, лежавшей на столе. Он был почти одет, но она голая, совсем голая, и смятая белая ночная рубашка валяется за полу.